Читать интересную книгу Стрекоза - Татьяна Герден

чтоб на экзаменах не завалили, а я – деревня, куда мне. Фельдшерские курсы и то не до конца прошла, еле бумагу выправила. Но поставь меня прям сейчас Глеб Аркадьевич в операционной травмпункта ему ассистировать, быстрее меня ему никто скальпель и кетгут не подаст и тампон стерильный, чтоб рану сушить. И те, что по химии с физикой пятерки в институте получили, у меня еще поучиться должны! – Сверкнула гордо очками и пошла отвечать на телефонный звонок.

Вот такая была она, Геля, гордая. И в обиду себя не давала.

VII

На следующее утро после эксцентричного визита к доктору Фантомову Витольд Генрихович дал себе слово о чудесах потусторонних больше не думать, секретов своих личных никому не рассказывать, по Берте не убиваться – а что, ей и так весело и без него, – и начать новую жизнь, в которой прошлому нужно было отвести полагающееся ему скромное место на страницах семейного альбома, в чем доктор был абсолютно прав.

У него сильно болела голова, так как пить коньяк рюмками он не привык, и противно тянуло под ложечкой, и вообще произошедшее с ним накануне было похоже на фрагмент из фильма ужасов, и самым гадким было осознавать, что он был одним из главных его персонажей. И что о нем теперь подумает доктор?

Витольд Генрихович пошел на кухню, поставил чайник на плиту, оторвал листок из чуть похудевшего к весне календаря, брезгливо его скомкал, пытаясь физически, а не только ментально уничтожить вчерашнее число, и хотел было принять легкий освежающий душ, но тут в дверь позвонили.

Странно, суббота. Это могла быть Глафира, но она сказала, что придет только во вторник, так как хотела в субботу навестить хворающую родственницу на Пироговке – другом конце города. И навряд ли она бы до этого пришла к Витольду. «Ах, если бы она передумала, – отворяя дверь, думал он, – было бы хорошо, чтобы, пока я буду в душе, она приготовила хороший завтрак, отвлекла милой никчемной болтовней, и кошмары вчерашних сновидений сошли бы на нет как полуденная тень».

Но когда Штейнгауз отворил наконец дверь, на пороге стояла не Глафира, а доктор Фантомов. Он блеснул пенсне, осклабился и приподнял шляпу.

– Доброе утро, Витольд Генрихович, – сказал доктор. – Как спали?

В одной руке он держал трость, а в другой – бумажный сверток.

– Доброе утро, Им-мануил К… Карлович, – забормотал удивленный Витольд, заикаясь от неожиданности, – спасибо, хорошо спал. – И неловко одернул на себе помятый галстук, проверяя, не в майке ли одной он стоит перед доктором. Но нет – проснувшись, он успел снять только пиджак, а вот рубашка и галстук остались, и, смущаясь больше обычного, он не нашелся, что сказать, и ждал, что скажет доктор.

А доктор, похоже, не собирался уходить. Он опять приподнял приветственно шляпу и елейным голосом сообщил:

– Если позволите, Витольд Генрихович, я зайду к вам по-соседски на полчасика. Вышел, знаете ли, пройтись, а утро выдалось не лучше вечера – холодно-с, ветер порывистый, не до прогулки.

– Конечно, конечно, – спохватился Витольд, – прошу вас.

Фантомов вошел, затворил за собой дверь и, опираясь на трость, с которой иногда выходил на прогулки возле дома, стащил с ног калоши. Сверток положил на полку для перчаток возле зеркала.

Витольд Генрихович посмотрел на себя в зеркало и невольно сморщился: ну и помятый же у него был вид! Как раз впору гостей принимать! «Что бы на это сказала Берта…» – хотел было подумать он и осекся, вспомнив о своем решении покончить с сентиментальными воспоминаниями.

– Вы меня покорнейше простите за вчерашнее, – начал было Штейнгауз, – я сам не знаю, что на меня нашло, наговорил вам лишнего, напугал, наверное. Простите. – Он склонил голову и предложил доктору пройти в гостиную. Тут же вспомнил, что поставил чайник, и поспешно добавил, уже более бодрым голосом: – Может, чаю со мной выпьете? Я ведь, по правде сказать, только позавтракать собрался.

Доктор уселся в одно из кресел у окна и на предложение выпить чаю согласился.

Штейнгауз опять пожалел, что у Глафиры выходной, но, с другой стороны, чайные хлопоты помогли ему поскорее прийти в себя. Он живо зазвенел блюдцами и стаканами, долго искал поднос, чуть не ошпарился кипятком, когда наливал воду в заварочный чайник, и с шумом опрокинул ложку с сахарницы, пока нес поднос в комнату.

– Пожалуйста, – подвинул Фантомову стакан в черненом подстаканнике Витольд Генрихович и принялся долго размешивать сахар в своем.

Доктор отхлебнул чаю с ложки и после некоторой паузы сказал:

– Так вы говорите, что спали хорошо?

– Да-да, долго не мог заснуть, правда, но потом – ничего, уснул. – Витольд виновато улыбнулся. – Голова только немного побаливает, ну так это от коньяка, не привык я к крепкому алкоголю, да и пить, признаться, совсем не умею.

Фантомов слушал и молчал, потихоньку отхлебывая чай с ложки, и было ясно, что он хотел бы перейти к чему-то важному, но никак не мог подобрать нужные слова. Наконец он отодвинул свой стакан и сказал:

– Послушайте, голубчик, не скрою, визит ваш вчера меня не на шутку встревожил, поскольку, зная вас как человека рационального, я не мог бы ожидать от вас интереса к – как бы это выразиться? – ну да, интереса к явлениям иррациональным. Но с другой стороны, в свете учения доктора Фрейда и прочих психиатров, скажем так, европейской школы, рассказ ваш навел меня на очень любопытные мысли.

Штейнгауз слушал доктора с отвращением к себе, краснел и бледнел и готов был от стыда проглотить свой галстук, но было поздно – доктор не то что не забыл его вчерашний пердимонокль, как сказал бы друг Берты Периманов, будь он неладен – что-что, а называть вещи хлесткими именами он, конечно, умел, – но и явно заинтересовался его поведением как врач. Подумать только: «Фрейда и прочих психиатров». Господи, какой позор!

А доктор тем временем продолжал:

– Да-да, любопытный рассказ, прелюбопытный. Если позволите, выскажу насчет сомнений ваших некоторые мысли. – Фантомов взял свой подстаканник, отхлебнул чай уже без ложки, чуть обжегся и сверкнул пенсне.

Витольд с трудом поднял на него глаза и в муках промямлил:

– Не сочтите за грубость, Иммануил Карлович, – начал он с твердым намерением объяснить Фантомову, что ничего он больше слушать не желает, но, с другой стороны, ему было тоже любопытно – что скажет доктор, и поэтому он закончил фразу совсем не так, как хотел: – Не сочтите за грубость, но я вчера подумал, что вы к этому отнеслись очень скептически, и