учителем воскресной школы. По ее мнению, каждый, кто приносил белье, нес личную ответственность за любое грязное пятно. Особенно прачка не жаловала мужчин, и ее грубые язвительные речи заставляли убегать в страхе даже самых смелых из них.
Сесиль рассеянно наблюдала, как Ангус бочком приблизился к шее Блейд и принялся издавать нежные звуки, похожие на курлыканье, потираясь головой о ее подбородок.
– Эта птица как-то неестественно к тебе привязана.
Но Блейд не обратила на это замечание никакого внимания. Глядя прямо перед собой, она крутила в пальцах нож.
Сесиль никогда не видела эту женщину сердитой, расстроенной, напуганной или печальной. Ни одна острота, даже самая язвительная, не могла проникнуть сквозь окружавшую ее ауру непроницаемости.
В отличие от Блейд Ангус враждебно посмотрел на Сесиль своими блестящими черными глазками и злобно защелкал огромным клювом. Ворон защищал свою любимую хозяйку.
Возможно, Блейд поступала правильно, отказываясь пускать в свою жизнь кого бы то ни было и общаясь лишь с птицей: Ангус не бросит Блейд ради какой-нибудь богатой вороны.
Сесиль уронила голову на руки и зажмурилась.
Боже милостивый! Она завидовала Блейд из-за привязанности птицы. Очевидно, встреча с Гаем оказала дурное влияние на ее рассудок.
На сцене, перед несколькими сотнями бывших знакомых и добрых приятелей, которые кричали, топали ногами, свистели и хохотали, Гай пытался держать себя в руках, ради чего добровольно подписался на этот особенно мучительный вид унижения.
«Ты сделал это, чтобы быть ближе к Сесиль, и вот теперь вы рядом, живете под одной крышей, даже комнаты ваши расположены почти напротив».
Хорошо. Это правда. Но разве стоило ради этого так унижаться?
Блейд поклонилась неистово аплодирующей публике и направилась к Гаю. Ее черные кожаные бриджи, черный фрак и высокие сапоги с отворотами выглядели настолько провокационно, что даже Гай не мог отвести от нее глаз.
Природа наделила Джо Браун привлекательностью и стройным красивым телом, но она была слишком странной, чтобы Гай мог испытывать к ней влечение. А после того, как в прошлом году во Франции она одна спасла их всех, он относился к ней с большим уважением и благоговейным трепетом.
Но это вовсе не означало, что он хотел узнать ее поближе.
Нет, лучше оставить это Эллиоту, который – Гай мог поклясться – влюблен в нее. Впрочем, Уингейт настолько скрытен, что ничего нельзя было знать наверняка.
– Ты лучше улыбайся, а не то Сесиль голову тебе оторвет, – прошипела сквозь зубы Блейд, вынимая из деревянной доски за головой Гая острые, точно бритва, ножи. Она ловко пожонглировала ими в воздухе, к вящему ликованию зрителей, а потом убрала в плотно облегающий фигуру жилет под фраком.
Впервые увидев, как она это делает, Гай был ошеломлен: со стороны это выглядело очень опасно. Позже он узнал о вшитых в костюм Блейд, даже в лиф, карманах с костяными прокладками, не позволявшими ей пораниться. Главное – чтобы она не попала в ассистента. Блейд никогда не промахивалась.
– Улыбайся, – повторил Ангус, раскачиваясь на плече Гая, прежде чем ущипнуть за ухо.
– Проклятье! – вскрикнул тот, и его испуг поверг толпу пьяных аристократов в почти истерическое веселье.
Гай заставил себя улыбнуться, хотя улыбка эта напоминала скорее предсмертную гримасу ужаса, и устремил гневный взгляд на ту часть амфитеатра, которая утопала в темноте, так что разглядеть ее было невозможно, и которую театральный люд именовал галеркой. Как же ему хотелось оказаться сейчас там, наверху! Но все места были распроданы даже на галерку, едва стало известно, что в представлении будет принимать участие Гай Дарлингтон, Любимчик общества.
Честно говоря, Гая несказанно потрясло и даже повергло в ужас внимание, прикованное к его персоне.
Устраиваясь на работу в цирк, он представлял, что все будет точно так же, как во Франции в прошлом году. Только вот родился он и вырос не во Франции, не был знаком с почти каждым представителем французской аристократии и не имел родственных связей по меньшей мере с половиной из них.
Во Франции Гай не стоял перед своими врагами и бывшими друзьями и не зарабатывал на жизнь, выполняя роль мишени, в которую стреляли и метали ножи и которую терзал ворон.
Работа в качестве ассистента Блейд казалась ему наиболее опасной. Единственным, что успокаивало, было то, что Сесиль и Блейд поистине не знали себе равных в своем редком и опасном ремесле.
Нет, Гай был вовсе не против со свистом пролетавших возле его головы пуль и клинков, но вот неожиданные маленькие дополнения, которые обе женщины включали в свои выступления, раздражали. И делалось это для того, чтобы вызвать у зрителей смех, зачастую за счет унижения ассистента.
Над Гаем смеялись, но и хлопали ему как сумасшедшие.
«Продажи билетов уже выросли на восемнадцать процентов, – сообщила ему Сесиль после первой недели работы. – Вероятно, у тебя и впрямь получится заработать себе на жизнь».
Но Гай не стыдился получать деньги за то, что выступает в роли мишени для шуток представителей высшего света. Более того – даже гордился, что стал финансово независимым.
Ей-богу, ему нужно проверить голову.
– Может, нам стоит написать твое имя на афише над входом? – рассуждала вслух Сесиль. – Будут ли какие-то юридические последствия, если я укажу, что каждый вечер на арене выступает бывший герцог Фейрхерст собственной персоной?
Увидев, как у него отвисла челюсть от ужаса, она лишь рассмеялась.
– Не переживай, я просто шучу… пока.
К счастью, Блейд перешла к заключительной части своего номера.
Гай, не переставая улыбаться, безропотно терпел, когда Ангус вытащил из его кармана кошелек и уронил на пол, а когда он наклонился, чтобы его поднять, клюнул его в зад. После этого Гай вышел на поклон – сегодня занавес поднимали трижды – и с облегчением вздохнул, когда все закончилось… до завтрашнего вечера.
Но это ощущение продлилось не больше пяти минут. Гай только и успел, что дойти до гримерной, чтобы смыть с лица грим, который Сесиль – о, простите, мисс Трамбле – заставляла наносить перед выходом на сцену, когда услышал, как она зачем-то зовет его.
– Гай! Иди-ка сюда сейчас же! Быстро!
Ее голос с легкостью проникал сквозь тонкую дверь гримерной. И, как всегда, Гай не удержался от усмешки, услышав собственное имя, произнесенное на французский манер. Однако вся его веселость улетучилась, едва он вышел в коридор и чуть не столкнулся с гневно взиравшей на него Сесиль.
– Вы звали меня, госпожа Трамбле?
Сесиль угрожающе прищурилась, уловив насмешку в его тоне и словах. Не удержавшись, он позволил своему взгляду скользнуть по восхитительному телу Сесиль. Сегодня она выступала первой, но при этом взяла на себя роль церемониймейстерши в перерывах между номерами, поэтому до сих пор была одета в свой сценический наряд – вызывающего вида облегающее платье из черного атласа с таким восхитительно глубоким декольте,