может быть, чтобы на свист никто из девчонок не вылез из землянки. Дать третий свисток? Нет, это будет уже слишком, двадцать два, как в игре в «очко». На несколько секунд Тоня застыла в разбойном положении с засунутыми в рот двумя пальцами.
Но «метод свиста» сработал – из землянки вылезла Света Агагулина, за свое мужество, кстати, отмеченная в «Боевом листке» дивизиона, протерла кулаком глаза.
– Чего надо?
Тоня выдернула изо рта пальцы и попросила осипшим от напряжения голосом:
– Наладь-ка сюда младшего сержанта Трубачеву! – Молодец Тоня, выдержала все как надо, по ниточке прошла, по ребрышку, не завалилась ни влево, ни вправо, ничего ей старший политрук не сделает, даже если очень захочет.
– Ага, – сказала Агагулина и исчезла в землянке.
Через пару минут показалась Ася Трубачева, в отглаженной гимнастерке, в пилотке, кокетливо придавившей жесткие темные волосы, вскинула руку к виску.
Старший политрук хотел повести разговор на повышенных тонах, но, взглянув на девушку, стоявшую перед ним, непонятно каким образом определил, что это – москвичка, а у москвичек здесь какие угодно связи могут оказаться, в результате повысишь один раз голос – и окажешься в окопах.
– Вот, не могу с вашей подчиненной договориться, – вместо нотации произнес Фридов нарочито жалобным тоном, приподнял одно плечо, будто был в чем-то виноват и теперь просил прощения и одновременно помощи, – хороший актер был Фридов, как и полагается настоящему политработнику.
Ася старшего политрука тоже не знала, человеком в воздухоплавательном полку он был новым, врасти в местную почву еще не успел, засветиться – тоже, хотя слышала, что до войны он был начальником какой-то маленькой теннисной команды, военную форму надевать не хотел, но пришлось: вначале служил в пулеметной части, сейчас занимается аэростатами и аэростатчицами.
– Товарищ старший политрук, предъявите, пожалуйста, ваши документы, – негромким строгим голосом потребовала Ася.
Достать документы политрук не успел – в расположении поста вдруг появилась полуторка, поблескивавшая свежей, – защитного армейского тона, – краской: и от кузова, и от кабины с мотором пахло то ли олифой, то ли не успевшим просохнуть до конца маслом, то ли еще чем-то, на чем замешивают краску. Машина затормозила в нескольких шагах от политрука. Фридов от греха подальше отскочил на несколько шагов, сделал это настолько поспешно, что Ася не сдержала улыбки: не дай бог, полуторка поцелует радиатором его кормовую часть, дырка тогда будет…
Из кабины донесся приветливый голос:
– Товарищ старший политрук! – Легошин Фридова знал, политрук уже успел надоесть сержанту своими частыми накачками. – Какими судьбами в наши края?
– Да вот, сержант, знакомлюсь с вашим хозяйством, хотя встречен был не очень приветливо…
– Это дело поправимое. – Легошин словно бы и не заметил, что политрук гневается. – Девчата на нашем посту – самые боевые во всех воздухоплавательных силах, других таких не сыщете…
Но политрук вроде бы уже и не слышал его, он с интересом разглядывал полуторку, приблизился к ней, постучал пальцем по крылу, ногтем колупнул краску и одобрительно поцокал языком. Потом, прищурив один глаз, цепко глянул на Легошина:
– Откуда машина?
Лицо у сержанта обрело гордое выражение:
– Из хлама собрана, из ничего… Я все местные свалки облазил, собирая запасные части и – вот что получилось. – Легошин, не вылезая из кабины, постучал ладонью по двери, потом, словно бы вспомнив о чем-то, распахнул кабину и торопливо, с юношеской резвостью, выпрыгнул из нее. – Извините, товарищ старший политрук, – проговорил он виновато.
Политрук на его извинения даже не обратил внимания.
– Из хлама, говорите? Из запчастей, найденных на свалке? – В голосе Фридова появились какие-то странные озабоченные нотки, словно бы он собрался участвовать в какой-нибудь технической олимпиаде, до которых всегда были охочи школьники и теперь размышлял: а не собрать ли ему самому такую славную машинешку?
Фридов пошевелил своим большим носом, словно бы принюхивался к чему-то очень ароматному и вкусному, снова постучал пальцем по крылу полуторки.
– Из хлама, – запоздало подтвердил Легошин, он уже начал догадываться, о чем сейчас думает старший политрук, – из частей, выброшенных на свалку… Нигде ничего не своровали.
– А у нас в дивизионе, в нашем штабе такой машины нету, – проговорил Фридов задумчиво, переместился на несколько метров, постучал пальцем по нижней доске кузова. – Скажите, если понадобится, вы сможете еще одну такую машину собрать? А?
Легошин замялся, по лицу его проползла тень.
– Дак… – произнес он смущенно и замолчал.
– Говорите, говорите, не стесняйтесь.
– Трудно это.
– Война – вообще трудное дело. – Фридов постучал ногтем по левой фаре, заглянул в отражатель, украшенный пятаком лампочки, и неожиданно усмехнулся, словно бы поймал Легошина на чем-то непозволительном. – Фары с открытыми отражателями в условиях войны запрещены.
– Приказом коменданта города Москвы разрешены, товарищ старший политрук.
– Когда это было?
– Примерно полтора месяца назад.
– Не знаю. – Фридов отрицательно покачал головой. – Не помню. По-моему, такого приказа не было. По городу сплошь и рядом ездят машины с железными чехлами на фарах. А поперек чехла – узкая прорезь. Город соблюдает военную маскировку.
– Так и я надену на фары полуторки чехлы – это проще пареной репы, товарищ старший политрук.
– Не знаю, не знаю… – упрямо пробормотал Фридов и опять пошевелил своим большим, похожим на спринцовку носом, словно бы что-то хотел определить на запах.
Хорошо, что не знал он еще, что машина не оформлена, не закреплена за постом, не имеет бортового номера, и оформлять ее придется во все той же военной комендатуре, о которой только что шла речь, и там у Легошина конечно же обязательно возникнут сложности, и это сержант знал… А железные маскировочные колпаки на фары – это мелочь, решить которую все равно, что пирожок с повидлом съесть, во рту останется лишь приятный вкус, да поднимется настроение.
Политрук обошел приятно пахнущую краской полуторку кругом (запах этот начал ему нравиться), Легошин двигался за ним следом, словно бы боялся, что гость смахнет на ходу что-нибудь с машины и сунет себе в карман, Фридов несколько раз покосился на него неприязненно, но ничего не сказал, а потом, хлестко стукнув прутинкой по голенищу своего сапога, неожиданно заявил:
– Ладно, пошел я… Не буду мешать вам нести воинскую службу. Честь имею!
Легошин приложил руку к пилотке, Ася Трубачева тоже, и через минуту Фридов уже скрылся за буйно разросшимися кустами, куда нырнула протоптанная к посту дорожка.
– Непростой человек. – Сержант задумчиво почесал пальцем затылок. – От такого можно всякого ожидать…
– А чего он нам сделает? Если только с этого поста переведет на другой?
– Не скажи, Ася, не скажи… Что такое политрук? Политический руководитель сокращенно. А всякий политический руководитель у нас если не выше военного, то выше хозяйственного точно уж… – проговорил Легошин и, словно бы поймав себя на чем-то, споткнулся на полуслове, даже ладонь прижал к губам: а что, если он брякнул что-нибудь не то, а? Выдал чего-нибудь такое, за что берут за воротник и отделяют