за свою недолгую жизнь, уже привык доверять. Сколько раз уже получалось так, что когда он не следовал своему первому импульсу, а начинал усиленно размышлять по поводу, то приходил к ошибочным выводам. В то время как мгновенные действия по наитию всегда заканчивались успехом. Может Центр это тоже знает и именно поэтому он сейчас здесь?
Смутной тревогой недоброе предчувствие поселилось в нём и никак не хотело уходить. Но разум, проклятый малосильный разум никак не хотел уступать лидерства. Михаил глубоко вздохнул и постарался отогнать от себя все негативные ощущения. Здесь от него ждут не предчувствий, здесь от него ждут конкретного решения и конкретных действий.
«Как всё-таки по-дурацки здесь всё происходит…» — сказал он наконец сам себе и, запулив в угол второй окурок, поднялся. «Думай, не думай, — что-то делать надо. Пойду сдаваться, а там будь, что будет!» Он тряхнул головой, повёл плечами и уверенно двинулся на выход.
Возможно, ему и врали. Ведь соврали же с Настей. Но, как бы там ни было, крыть ему нечем. Осталось только доиграть свою гротескную роль до логического завершения.
Вот и «Кокон». Вот и его «личный» нейросканер. Глянув на него, Михаил поневоле поёжился. Это достижение электронно-прогрессивной мысли действительно слишком уж смахивало на древнеегипетский саркофаг. А торжественные лица стоявших вокруг наводили на недобрые мысли о похоронной команде.
— Я рад, что вы… — начал Роджер Вилком, но Михаил только махнул рукой.
— Давайте только без церемоний. Говорите, как залазить в вашу люльку, да я пошёл. Раньше сядем — раньше выйдем.
Директор на это понимающе кивнул и нажал одну из кнопок на пульте сканера. Крышка «саркофага» отъехала в сторону, а Сам, сухим деловым тоном начал давать пояснения:
— Этот нейросканер — единственный из существующих, который сканирует не только активность мозга, но и нервных окончаний всего остального тела, что облегчает «Кокону» понимание всех процессов, происходящих с человеком внутри работающего устройства. Для этого сканер и сделан таким — под всё тело… и вам придётся полностью раздеться прежде, чем вы разместитесь там.
Михаил безразлично пожал плечами и стал раздеваться.
— Лобок побрить? — Спросил он без всякого выражения.
На лице директора появилось нечто вроде улыбки, вот только явно вымученной.
— Я думаю, это необязательно. — Ответил он.
— И на том спасибо.
Михаил скинул с себя последнюю часть своего гардероба и по специальным стилизованным ступеням поднялся к раскрытой пасти сканера. Изнутри повеяло прямо-таки замогильным холодом. Его передёрнуло.
— Как только крышка закроется, включится система жизнеобеспечения. Там будет тепло… — Чуть ли не извиняющимся голосом произнёс Сам, заметивший его реакцию.
— Вы знаете, Роджер, — отрешённо ответил ему на это Михаил, — Рая я не заслужил, так что, думаю, мне там будет даже жарковато…
И, уже располагаясь внутри, добавил:
— По крайней мере, первые лет четыреста…
Директор переглянулся со своим окружением, после чего кивком головы отдал приказ техникам. Те, моментально сорвавшись с места, засуетились вокруг аппаратуры, ещё раз проверяя её готовность. А ещё двое ассистентов стали закреплять Михаила внутри сканера специальными полимерными зажимами — руки, ноги, грудь, голову. Тот, не проявляя никакого видимого интереса к происходящему, просто смотрел в далёкий потолок. Когда всё было закончено, один из техников не утерпел и, наклонившись, глянул ему в глаза. История умалчивает — что он там увидел, но ему стало не по себе и он постарался как можно быстрее исчезнуть и затеряться среди людей.
А потом Сам глубоко вздохнул и, сказав «Приступим…», — нажал на большую красную кнопку активации на пульте. Верхняя крышка абсолютно бесшумно накрыла Михаила, еле слышно клацнули замки, и он остался один на один с гнетущей, непроглядной темнотой. «Сельдь-иваси в собственном соку», — только и мелькнуло в его голове.
А потом тьма взорвалась. Красками, столь яркими, что казалось они выжгут ему глаза; звуками, столь резкими и пронзительными, гармоничными и бессвязными в одно и то же время, что казалось он сейчас оглохнет навсегда; ощущениями столь сладостными и столь болезненными, что казалось они разорвут его тело в мелкие клочья; запахами, столь сильными, что казалось он никогда больше не почувствует никаких других; вкусами, столь сильно ударившими по его вкусовым рецепторам, что казалось все возможные вкусовые оттенки мира сошлись на его языке; образами, столь выразительными, что он испытывал и дикий восторг и убивающее отчаяние одновременно; и переживаниями, столь сильными, что если бы он верил в душу, он мог бы сказать, что безвозвратно теряет её.
Информационный поток, нарастающий по всем каналам сразу, безудержно, как лавина, захлестнул его и увлёк за собой, а он не мог ничего противопоставить ему. Он растворялся в нём весь, без отстатка. Его Я стало всего лишь ничтожной частью всего его окружающего. И очень скоро он почувствовал, что сходит с ума. Что ещё чуть-чуть — и он растворится в этом потоке полностью и уже никогда не станет самим собой снова.
Осознание этого факта, как и понимание того, что у него нет сил сопротивляться неизбежному, огромным, тяжёлым молотом отчаянной паники ударило по остаткам его самосознания и разбило их в мелкие брызги. И тьма пришла и забрала его в свои несуществующие объятья.
— Он вырубился.
— Что?!
— Отключился! Потерял сознание!!
— Спаси нас боже… — прошептал Роджер Вилком и опустил голову.
— Будем открывать?
Но Директор не слышал, провалившись в себя.
— Будем открывать?!
— Что? А? — Встрепенулся он, обвёл окружающих затуманенным взглядом и ответил:
— Нет. Не имеет смысла. Подождём ещё.
Все возле сканера замерли, не дыша и не двигаясь, всё ещё надеясь на чудо.
Свет пришёл так неожиданно, что Михаил зашёлся в беззвучном крике — так резко и больно он ударил по его вернувшимся ощущениям. Он попробовал прикрыть глаза, но обнаружил, что здесь, где бы это ни было, глаз у него нет. Зрение оставалось обычным, но видел он не глазами. Он не чувствовал даже намёка на то, что они у него есть и вообще когда-то имелись. Но скоро он стал привыкать к окружающей ослепительной яркости и постепенно картинка вокруг него стала вырисовываться.
Он мчался внутри круглого в сечении туннеля, а перед ним также мчались, с такой же скоростью, непонятные ему сферы сероватого цвета, по которым перекатывались странные сполохи синеватого электрического пламени. «Что за ерунда?» — подумал он. И как только первая конкретная мысль посетила его воскреснувшее сознание, так тут же всё движение в туннеле остановилось. Резко, без переходов и абсолютно неожиданно. Но, несмотря на то, что до остановки он двигался с весьма приличной скоростью, он не почувствовал ни инерции, ни какого-либо внешнего воздействия