Выехали вместе тютелька в тютельку друг с другом.
— Одна машина движется в сторону Тангеранга, к аэропорту, как и планировалось, — тут же докладывает Нирмана, — еще одна выехала на скоростную трассу Маргендонга, там съезд только на восток или напрямую в город. Третьей и четвертой пока нет. А эти две, твою мать, — одинаковые серебристые «Тиморы С2».
— Предсказываю, что оставшиеся две тоже будут серебристыми «Тиморами».
Салим издает стон:
— Еще и в разное время, супер. Нирмана, оставайся там. Я поведу ту, что к аэропорту. Рид, на тебе вторая. Как понять, в какой машине Шан?
— Шан, — бойко начинает галдеть Боргес. — Шан! Ша-а-ан! Иголка! В какой ты машине?
— Гений! — рявкает Салим.
— Молодец, — почти без сарказма зевает Зандли.
— Он тебе если и ответит, то по-китайски. Ты что, знаток китайского? — хмыкает Нирмана.
— Между прочим, я пару слов знаю!
— О, ну и почему мы тогда не заслали к китайцам тебя? — нараспев тянет Серхио Лопес; Рид даже успевает забыть, что тот тоже подключен.
— Может, потому что вся Джакарта знает, как мы выглядим? — индифферентно интересуется Зандли.
— Джакарта и еще пятьдесят семь стран, ты хотела сказать, — говорят ей в ответ.
— Значит, машина Иголки — или та, что к аэропорту, или та, что в город? — прерывает их галдеж Рид. — Ну, план на вторую остается прежним. Я у съезда на Хуанду, жду. «Тиморы», говорите? Отстой.
«Тимор С2» выглядит как абсолютно среднестатистический автомобиль, и Риду остается только орлом высматривать на двухполосной трассе нужный экипаж. До его точки от китайской базы практически полчаса езды. Спустя бесконечные минуты разглядывания проносящихся мимо машин в тишине эфира раздается голос Нирманы:
— Две другие выехали, — говорит она. — Одна движется по тому же маршруту к городу, к Тангерангу, вторая… Черт, вторая уезжает по Питаре, в глубь острова. Что мне…
— За второй, — коротко приказывает Салим. — Возможно, у них есть какие-то планы на другой аэропорт. Дай им двадцать километров, отъедь подальше от базы, там по обстоятельствам.
— Принято.
Рид немножко завидует Нирмане: та хоть что-то делает в отличие от него самого. Ему приходится стоять на съезде с трассы еще минут двадцать без малейшей возможности отвлечься, даже радиостанции приходится переключать на ощупь. Найти волну, где никто не говорит о предстоящем браке Гунтера Перкасы, двадцать девять лет, сын политика из Партии национального мандата, с какой-то моделью, оказывается почти невозможно.
По истечении получаса Рид уже ненавидит радио, ненавидит не-«Тиморы», ненавидит Гунтера Перкасу, ненавидит моделей, ненавидит…
О.
— Вижу серебристый «Тимор», — рапортует Рид, наконец трогаясь с места.
«Тимор» едет не спеша: подклеенный скотчем багажник, знак о перевозке детей на заднем стекле, невысокая скорость. Наверное, Рид перевозил бы ценный груз в машине именно такого вида, разве что без наклеек на заднем стекле — уж слишком хороший ориентир для сужения поиска, а Рид не тупой.
Да и китайцы оказываются не тупыми.
— Заезжают на заправку, — несколько обескураженно докладывает он, сворачивая за ними и останавливаясь у огромного баллона с пропаном-бутаном.
Что за дела? Они решили закупиться баночкой «Ред Булла» перед дальней дорогой? В то, что у них вдруг мог кончиться бензин, верится так же, как и в то, что все предприятие закончится безболезненно, а китайцы сами отдадут им чемоданчик и еще на чай с опиумом пригласят.
Рид весь подбирается, предчувствуя что-то нехорошее. Последний раз он ощущал такое беспокойство перед тем, как Руссо начал палить по нему прямо в брисбенском «Старбаксе» и прострелил его стакан с латте.
Из машины вылезает огромный лысый мужик. Огромный лысый мужик-европеец.
Прежде чем закрывается дверь, Рид успевает заметить внутри полную азиатку с ребенком.
— Блять, — говорит Рид.
— Блять! — говорит Рид.
— Да твою же мать! — орет Рид и пугает работника в желтом комбинезоне, чуть не уронившего заправочный пистолет.
— Удиви меня, — мрачнеет в ответ Салим. Беспокойство за свое здоровье подсказывает Риду, что удивлять Салима и в повседневности плохая идея (плохо у парня с нервами, витаминок бы попить), а когда весь план идет через жопу, и вовсе не стоит шутить со смертью.
Впрочем, Салим далеко, поэтому больно пока не будет, и Рид говорит, пытаясь оторвать руку ото лба:
— Это не та машина!
На том конце повисает многозначительное молчание. А потом:
— Что?
— Ты издеваешься, Эйдан?
— Рид, ты серьезно?
— Братан! — неодобрительно тянет Боргес, и Рид слышит, как тот качает головой. — Непрофессионально, братан!
Ох, да ты серьезно?
— Ты что, рванул за первым попавшимся «Тимором»? — Салим, заткнись, просто заткнись. — Ты идиот? Это самая популярная машина в Индонезии!
— Я что, похож на пацанов из «Коршунов», чтобы разбираться в тачках?! — не выдерживает Рид. — Серебристый? Серебристый! «Тимор»? «Тимор»! Тонированный, по фоткам похож, заткнись, Салим, я серьезно!
— Куда ты собрался, придурок? — спохватывается Салим.
Рид отмахивается, несмотря на то что этот жест нельзя увидеть по телефону.
— Понятия не имею. Вы мне доверяете?
— Нет, — доносится моментальный ответ.
— Сто раз, — слышится бормотание Нирманы.
— Доверять человеку с такой прической? — Зандли ухмыляется так, что аж слышно. — Ты за кого нас держишь?
— И помнишь, как ты своровал наши деньги?
— И так и не вернул.
— В этой беседе слишком много народа, — жалуется Рид.
Салим подтверждает:
— И всем ты поднасрал.
— Да что вы все на него накинулись! — громко возмущается Боргес.
Рид вздыхает (как бы: «Вы все страшно злопамятные, но я вас прощаю»; как бы: «Мне до глубины души обидно, но я очень добрый»; как бы: «У вас все равно нет выбора») и напоследок говорит:
— Сориентируйте Иголку. Все будет путем.
— Путем, как же. Снимут про нас кино, «Отряд самоубийц» назовут, — пыхтит Салим.
— Такое вообще-то уже есть.
— Да пофиг. Андрей! Убери руки от оружия!
Рид отключается.
* * *
К сожалению, их рации устроены таким образом, что подключить к линии обратно тебя может любой желающий, так что в следующий