что когда это у Эйдана Рида вообще бывали плохие планы?
— Так вот, Булавка, после того как ты понравишься Сю Ханю, он поведет тебя к проверяющему. Не бойся, будет не больно.
Здание спрятано в глубине китайского квартала: чтобы до него дойти, нужно спуститься в подвал на одной улочке, подняться из него на другую, пройти через рынок, через навес, где в огромных тканевых гамаках спят старые китайцы, через боковую дверь в парной — и только тогда ты вырулишь в тупичок с неприметной деревянной дверью в углу.
— Иди, — говорит ему Сю Хань, и сквозь наглухо тонированные солнцезащитные очки не видно, куда он смотрит. Иголка общался с ним уже три дня, но ни разу не видел его глаза.
Он кивает, расправляет плечи и тянет за ручку двери.
И оказывается в темноте.
— Не видно будет вообще ни хрена. Потом включится лампа, там будет стоять стол и, скорее всего, два стула. Тебе предложат сесть на один. А на другом перед тобой будет сидеть парень, от вида которого ты в штаны от страха наложишь. Огромный, будто анаболиками накачанный, а глаза — бе-е-ешеные. — Рид неприязненно передергивает плечами. — В общем, поздравляю: тебе выдалась неоценимая возможность лично познакомиться с Цзы Фанем.
У Цзы Фаня глаза навыкате, огромный толстый шрам от брови до подбородка, и Иголка, честное слово, не знает, по каким именно законам физики тот умещается на стуле: человек таких размеров должен создавать собственное гравитационное поле и притягивать в него людей поменьше.
— Добрый день, — сглатывая, произносит Иголка и, от страха забывая о своем образе крутого парня, робко присаживается на край стула.
— Цзы Фань у нас парень серьезный, — говорит Рид, устраиваясь на столе поудобнее и болтая ногами.
Салим садится рядом, закинув лодыжку одной ноги на колено другой, остальные кучкуются на первом ряду: Боргес вертит в руках яблоко, периодически от него откусывая, Зандли заглядывает через плечо режущемуся во что-то в телефоне Андрею, Нирмана стоит, прислонившись к стене. Иголка сидит прямо перед Ридом на стуле, выставленном между рядами, с такой прямой спиной, что хоть гвозди заколачивай.
— И отвечать ему тоже надо серьезно. Представь, что ты случайно пошутил насчет роста Салима, ай, и теперь тебе придется разбираться с последствиями.
Иголка нервно уточняет:
— Типа как Андрею?
Тот недоуменно вскидывает голову:
— Я никогда не шучу насчет роста пака Салима! Я всегда серьезно говорю!
— Это еще хуже, — улыбается Рид, — Салим, убери ствол, мне нравится этот мальчик. Так вот, когда Цзы Фань спросит тебя…
— Триада должна быть у тебя в приоритете. Мы точно не пожалеем, взяв тебя? — спрашивает Цзы Фань, упершись своими мощными локтями в стол. Иголка еле отрывает от них взгляд, сглатывает и, стараясь выглядеть уверенно, отвечает…
— Ты должен ответить…
— Вы — точно, я — посмотрим. Вы захотите, чтобы я остался.
Салим смотрит на него как на душевнобольного:
— Что, серьезно? Прямо так?
Иголка теряет уверенность в собственных силах прямо на глазах, посреди всего честного народа и перед взором божьим.
Рид кивает:
— Да. Прямо так. Поверьте, Цзы Фаню понравится.
— Хорошо, — довольно кивает Цзы Фань, и его мощное лицо, кажется, даже немного смягчается. — Очень хорошо!
— А потом он захочет тебя пристрелить.
Дуло пистолета упирается Иголке прямо в лоб.
— Что? — моргнув, переспрашивает Иголка.
— Что? — давится яблоком Боргес.
— Что?! — угрожающе повышает тон Салим.
— Никакой оригинальности, — сокрушенно качает головой Рид.
Иголка чувствует холод металла и видит палец, согнувшийся на курке.
— И ты, значит, должен…
— Нет, твою мать, погоди! — взрывается Салим, от возмущения чуть не падая с края стола. — Что значит «захочет тебя пристрелить»?! Рид! Лучше бы тебя уже кто-нибудь пристрелил!
— А вот переход на личности — худший провал аргументации!
Салим, очевидно, собирается показать ему, какая аргументация в Доме божьем лучшая, потому что снова тянется за пистолетом, но тут из дверей в задние комнаты высовывается голова очередного незнакомого Риду священника, и он окликает:
— Салим! Епископ просит тебя зайти.
Когда Салим, сердито топая, уходит, Рид хлопает в ладони:
— Так вот, Спичка, пользуясь случаем, пока нас не перебивают, я повторяю, а ты запоминай: ты должен…
— Это нелогично, — тянет Иголка, вольготно закидывая локоть на спинку стула и нахально глядя на Цзы Фаня снизу вверх. — Если это у вас такие методы набора нового персонала, то можете меня не оформлять.
— Ты шутки со мной шутить вздумал? — рычит Цзы Фань.
Иголка притворяется, что от вида дула, направленного прямо ему в голову и несущего в перспективе скорую смерть, у него не трясутся поджилки. И отвечает:
— Мне нечего скрывать, — пожимает плечами он. — Но умирать я не хочу. Уберите пистолет, гэгэ.
— Такая наглость скорее в твоем духе, Рид, — задумчиво тянет Нирмана. — Твой стиль.
Рид весело хмыкает, едва ли не давясь от собственной крутости.
— Значит, у меня есть стиль?
— Ну да, умалишенного с дурным вкусом и дурацкой прической. — Да сколько можно-то! — Так что я не уверена, что у мальчика прокатит. А если этот твой китаец не поведется?
В тишине темной комнаты Иголка думает, что всему кварталу слышно, как у него истерично бьется сердце. Он смотрит в дуло пистолета, изображая непринужденность, но сам представляет, как в любую секунду оттуда может вылететь пуля и оборвать его юную цветущую жизнь. Он не хочет умирать!
Капля пота катится у него по затылку.
Цзы Фань молчит.
— Поведется, — легкомысленно отмахивается Рид, — Цзы Фань любит наглых. — А может, у него поменялись вкусы, но это он решает не озвучивать, потому что лицо Иголки готовится слиться по цвету со стеной. — А начинать отбирать у