Читать интересную книгу Огненные рейсы - Евгений Иванович Цымбал

К. Радионов дал глубокий анализ той весьма непростой обстановки, которая сложилась в конце ноября 1941 года в районе Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока, где шла ожесточенная борьба между Англией и Германией за влияние на Турцию.

Из сообщений печати моряки знали о том, что турецкое правительство 25 июня 1941 года провозгласило нейтралитет в войне Германии с Советским Союзом. Однако в этот же день в турецком национальном собрании состоялась ратификация договора о дружбе между Турцией и Германией. По поводу этого акта были произнесены речи, восхваляющие гитлеровский поход «против коммунизма».

Вообще, с началом войны в Турции очень активизировались всевозможные профашистские элементы, развивающие идеи пантюркизма. Во главе их стояли многие политические деятели, в том числе и редактор газеты «Джумхуриет» Юнус Нади, Менеменджиоглу и другие.[64]

К. К. Радионов рассказал руководителям экспедиции о том, что турецкий премьер-министр в беседах с германским послом фон Папеном не скрывал своих симпатий к гитлеризму и ненависти к народам СССР. Глава турецкого правительства одобрял гитлеровские планы физического уничтожения десятков миллионов советских граждан. Одновременно он заявил, что «уничтожение России является подвигом фюрера».[65]

Подогреваемые националистическим угаром, пан-тюркисты вновь вытащили на свет сумасбродный план территориальных приобретений за счет СССР. В июле 1941 года турецкий журнал «Бозкурт» поместил карту, из которой следовало, что пантюркисты хотели бы захватить почти половину Советского Союза. Они устремляли свои взоры на весь Кавказ и области к северу от него до Ростова и Сталинграда, все Заволжье от устья Волги до Казани, всю советскую Среднюю Азию, Крым и большую часть Сибири.

Эту авантюристическую политику тогдашних турецких правителей искусно подогревали гитлеровцы. Они топили турецкие суда в Черном море, сбрасывали бомбы на турецкие города и, по своему обыкновению, приписывали свои злодеяния Советскому Союзу. Турецкое правительство поставляло в Германию промышленное и сельскохозяйственное сырье, покрывая, в частности, потребности немецкой военной промышленности в хромовой руде. Через проливы проходили суда, доставлявшие германским армиям подкрепления, продовольствие и вооружение. Нарушая конвенцию, заключенную в 1936 году в швейцарском городе Монтре о режиме черноморских проливов, Турция пропустила в Черное море в 1941 году ряд судов, в том числе германский сторожевой корабль «Зеефальке» и итальянский корабль «Тавризио»[66].

Турецкая печать всячески скрывала от населения правду о положении на фронтах войны, не публиковала сообщений Совинформбюро. В то же время правительство Турции открыто поощряло антисоветскую пропаганду, создание разного рода антисоветских организаций, которые в большинстве своем находились на содержании у гитлеровцев.[67]

Рассказал К. К. Радионов и о причинах срыва секретности перехода ледокола и танкеров. Как ему стало известно, еще 27 ноября 1941 года в 11 часов дня директор турецкого нефтяного общества в Стамбуле Талаат пригласил к себе коллегу из американской нефтяной фирмы «Сокони Вакуум» Эрота Уокера и сообщил:

— Где-то 29 ноября советские танкеры привезут в Стамбул нефтегрузы. Необходимо сейчас же вступить в переговоры со всеми здешними нефтефирмами насчет размещения такого большого количества нефти. Нефть будем выгружать во все нефтебазы, а если не хватит места, то и в нефтеналивные шаланды.[68]

Этот разговор велся в присутствии двух мелких чиновников нефтяного общества. Тогда же в кабинет заходили еще два турка.

Уокера крайне удивило сообщение турецкого коллеги. Его, Уокера, опытного специалиста, хорошо знающего порт, в совершенно секретном порядке информировал адмирал Келли в Анкаре о возможности доставки в Турцию нефти на советских танкерах и спрашивал совета относительно быстрейшей разгрузки. А тут разговор в присутствии других лиц! Поэтому на вопрос Талаата, известно ли Уокеру что-либо о приходе советских танкеров, он ответил, что ничего не знает.[69]

Однако сообщение Талаата слышали те, кому слышать не полагалось.

— Таким образом, товарищи, вы видите, что положение значительно осложнилось, — сказал в конце совещания К. К. Радионов. — Хотел бы только рекомендовать капитану Сергею Михайловичу Сергееву и капитану-наставнику Ивану Арсентьевичу Боеву сегодня же ночью увести ледокол «А. Микоян» в Мраморное море и дальше по заданному курсу. Полагаю, что немецкая разведка уже принимает соответствующие меры. Однако никто не может думать, что корабль уйдет немедленно. Каково ваше мнение, капитан Сергеев?

— Экипаж готов следовать по заданному курсу хоть сейчас.

— Сейчас не нужно, еще светло. А ночью снимайтесь. Мы все подготовили. После совещания останьтесь вместе с капитаном Боевым.

— Есть!

Остальным придется некоторое время постоять в Стамбуле. Во-первых, надо разгрузиться. Во-вторых, продумаем тактику дальнейшего перехода. Полагаю, что нецелесообразно идти через Дарданеллы караваном.

В ночь на 30 ноября ледокол «А. Микоян» снялся с якоря и направился в Мраморное море. Судно спокойно прошло Дарданеллы, острова Самос, Кос и Родос, занятые итальянскими войсками. Противник, видимо, не рассчитывал, что советские моряки так быстро покинут Стамбульский рейд. Но тишина бывает обманчива, и на ледоколе бдительно несли вахту, пристально следя за воздухом, всматриваясь в морскую даль. Трудно было поверить, что в необычно красивых, точно сапфировых, водах Эгейского моря притаилась смерть.

Утром 2 декабря прозвучал сигнал тревоги. Со стороны мыса Мармарис к ледоколу заходил вражеский самолет. Но он не застал врасплох советских моряков, хорошо изучивших повадки фашистских стервятников.

Находившийся на борту ледокола лейтенант английского флота Харкенесс в представленном им отчете своему командованию писал о том, что если бы на ледоколе «А. Микоян» было вооружение, хотя бы легкое, то он мог бы обратить противника в бегство. Но все его вооружение состояло из шести револьверов и одного автоматического ружья. «...Не могу не заметить,— подчеркнул Харкенесс, — высокое и хорошее моральное состояние, стойкость русских офицеров и матросов».[70]

Девять месяцев продолжался переход ледокола «А. Микоян» к порту назначения. За это время члены экипажа не раз сталкивались с тяжелыми испытаниями. Во время ремонтных работ в палестинском порту Хайфа, где размещалась английская база снабжения флота, на одном из танкеров произошел взрыв и начался пожар. Горящая нефть растекалась по акватории порта, где скопилось множество нефтеналивных и других судов. Началась паника. Многие команды танкеров и спасательных судов разбежались. Только экипаж «А. Микояна» организованно вел борьбу с огнем, отгоняя его от бортов судна струями воды из мониторов. Тогда командир порта обратился к советскому экипажу с просьбой помочь ликвидировать пожар на танкере, оставленном командой. Двое суток моряки ледокола во главе с боцманом Тимофеем Морозом боролись с бушующим пламенем. Благодаря их усилиям было спасено от верной гибели несколько норвежских, английских и датских судов.

Командование английской базы в письме, переданном капитану ледокола С. Сергееву, благодарило личный состав судна «...за мужественное поведение во время спасения