в Стамбуле.
И вот теперь капитан Осташевский должен был отвести это судно на Родину. Забегая вперед, скажем, что, несмотря на немецкие подводные лодки, перископы которых все чаще и чаще появлялись у турецких берегов, он сумел привести «Сванетию» без конвоя в Батуми. Бывалому моряку помог большой опыт, знание театра войны на Черном море, правильный выбор курса с учетом обстановки в районе северных турецких берегов.
А знал он эти берега досконально. И не только как моряк, которому еще в юности приходилось ходить вдоль них на разных судах. Познакомился он с ними и со стороны суши, правда, далеко не по собственному желанию.
В годы гражданской войны плавал он на небольшом пароходе «Добыча», приписанном к Севастопольскому торговому порту. И стала эта «Добыча», как впоследствии шутил молодой моряк, острый на слово одессит Осташевский, добычей недобитых врангелевских вояк, удиравших в Европу. Силой оружия заставили белогвардейцы команду судна следовать в Стамбул. В пути моряки всячески саботировали приказы разъяренных офицеров. Когда пароход все же дотащился до Стамбула, всю команду ссадили на турецкий берег и бросили на произвол судьбы. Немало пришлось русским морякам хлебнуть горя в чужом краю, прежде чем добрались они до родины. Почти три месяца довелось мытарствовать и Борису Пименовичу, пока, наконец, не удалось устроиться на турецкое судно «Ришт-паша» и вернуться с ним в родную Одессу...
Рано утром, 24 декабря, танкер «Сахалин» бросил якорь в Эрекли.
— Мы снова здесь, мы снова перед вами, — изогнувшись в картинном поклоне, продекламировал Аркадий Акулов.
Но шутки никто не подхватил. Все свободные от вахты моряки молча стояли на палубе, курили, смотрели на знакомые очертания порта, на траверзе которого им так долго пришлось уже стоять и к которому так нежданно- негаданно пришлось вернуться снова.
— Околачиваемся мы тут, братцы, в чужих водах, а у нас на Родине земля горит, — вздохнул судовой плотник Яков Яковенко.
— Уже лучше бы, как «Аванесов»,— пан или пропал, но не стоять без дела, — подхватил моторист Дацевич.
— А может, все-таки лучше не пан и не пропал? — обернулся на эти слова Аркадий Гражданцев.— Может, лучше пока здесь постоять, а потом все-таки пробиться, как «Микоян»?
— Это, конечно, лучше — согласился Дацевич, — но ведь душа болит, Аркаша. Ты же в последнее время ни словечка не сказал о том, что у нас дома делается.
— Кто может поделиться с другим тем, чего сам не имеет? — грустно улыбнулся Гражданцев.
— И даже ради Нового года ничем не обрадуешь, тезка? — подключился к разговор}' Акулов.
— А ведь и правда Новый год скоро, — раздалось сразу несколько голосов.
— Отпраздновать бы с елочкой, — мечтательно произнес судовой врач Садовников.
— Как дома, у мамы, — в тон ему добавил Акулов.
— А что ж, и отпразднуем! Назло врагам! — решительно заявил Василий Иванович, вышедший на палубу как раз к концу этого разговора.
— И с елочкой?
— Будет и елочка, — загадочно улыбнулся Чекурда.
В. И. Чекурда рассказал морякам о том, что узнал только что сам. Гости капитана — местные чиновники из Эрекли — передали письмо английскому офицеру Кадексу, а тот сообщил Придо Адовичу, что экипаж «В. Аванесова» в полном составе прибыл в Стамбул.
— А с фронта никаких новостей? — спросил кто-то.
— К сожалению, нет.
Под Эрекли отпраздновали Новый год. Весь день 31 декабря токарь Иванов и плотник Яковенко чем-то занимались в лазарете вместе с Николаем Васильевичем Садовниковым. К вечеру, когда весь экипаж собрался в кают-компании, на минуту потух свет, а потом вспыхнул снова. На столе красовалась елка. Зеленая, колючая (ребята додумались: подобрали ветошь нитка в нитку, окрасили ее масляной краской и просушили: получились настоящие зеленые колючки, которыми потом обернули деревянный каркас), усыпанная хлопьями ваты...
У всех потеплело на душе. Забылись на минуту невзгоды и тревоги последних дней, отошли на задний план заботы. Люди — и молодые, и постарше — как будто вернулись в прекрасные светлые дни мирного времени. Даже известный на судне неулыба Дацевич смеялся от души, когда увидел на «елке» главное украшение — связку ключей — намек на его обязанности кладовщика, которые он выполнял по совместительству и до того рьяно, что, как говорили на судне, «у него среди зимы снега не выпросишь», а тут даже ключи на елку отдал...
Но еще больший праздник для сахалинцев был 4 января, когда в Эрекли из Стамбула пришел танкер «Туапсе». Все с волнением слушали подробности разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой.
— Отступают, сдаются в плен, — рассказывали туапсинцы.
— Это им, гадам, за «Аванесова»!
— За все фашистская мразь получит сполна.
Капитан «Туапсе» В. Н. Щербачев передал П. А. Померанцу инструкции от советского военно-морского атташе и представителя Наркомата Морского Флота СССР в Стамбуле П. С. Муравского. Он же сообщил о том, что из Батуми подошел танкер «Вайян-Кутюрье», который, видимо, тоже пойдет на прорыв.
Только через двое суток капитан Померанц снова достал дневник:
«7 января 1942 года. Отправка затягивается, видимо, идут дополнительные переговоры с турками и англичанами. Другим объяснить не могу. Позавчера танкер «Туапсе» ушел в Константинополь, увез, как было приказано, все наши судовые журналы. Дневник я оставил. В случае чего — всегда успею выбросить в иллюминатор. Но лучше, конечно, сохранить. Сегодня в 3.30 утра подняли якорь. Под прикрытием темноты, не зажигая огней, покинули стоянку у Эрекли. Курс на Дарданеллы. В пролив вошли вечером. Встретили лоцманский катер. За получением разрешения от военных властей на проход пролива, послали катер в Чанаккале. Разрешение получено без задержки».
Капитан Померанц был осведомлен о выработанном англичанами плане проводки танкера через Дарданеллы и дальше. Они предлагали идти в турецких водах днем, без маскировки, официально предупредив правительство Турции («и противника»,— подумал Придо Адович) через прессу о сроке выхода танкера из Дарданелл.
Этот вопрос еще 27 декабря 1947 года обсуждался советскими представителями в Анкаре с английским адмиралом Келли. Последний рекомендовал отправить танкер в новолуние 15 января.
— Судно пойдет турецкими водами днем, а ночью будет отстаиваться на якоре, — советовал Келли.
Адмирал даже просил турецкий генеральный штаб помогать переходу и оповещать экипаж танкера в пути об обстановке на театре.[82]
Но Придо Адович решил еще после случая с «В. Аванесовым» полагаться прежде всего на себя, на свой опыт и вел судно по графику, выработанному без участия английских офицеров. Они были этим несколько