— Чего готово? — удивляюсь я.
— Да я сегодня проставляюсь, — весело поясняет Лена. — В честь начала работы на новом месте.
— Сейчас придём, — отвечает ей Новицкая и снова обращается ко мне. — Ну, заканчивай.
— Так я закончил, — пожимаю я плечами. — Всё сказал, вроде. Надо подготовить предложения по структуре, чтобы всё прошло в наших интересах. Пошли праздновать. Есть что, правда?
Всего нас в отделе девять человек вместе с Новицкой. Иванова наделала бутербродов, купила торт и принесла ещё какой-то снеди, несколько бутылок вина и водочку для желающих. Настроение резко скачет вверх, поскольку дамоклов меч над нами исчез, поэтому угощение заходит на ура, и я даже на радостях и для снятия стресса, а так же душевной и физической боли, накатываю два стакана токайского.
Ух… мысли разлетаются, а конечности начинают путаться, как, впрочем, и язык.
— Брагин, — кивает мне Ирина, — отойдём-ка в сторонку.
На ногах она стоит не слишком твёрдо. Думаю, последние дни для неё были очень непростыми, хотя держалась она идеально и не подавала виду. Но, чего уж греха таить, если бы всё пошло по армейскому пути, ей бы, скорее всего, дали пинка под зад и её положение в ЦК резко бы ухудшилось.
— Брагин, — шепчет она чуть ли не прижимая меня грудью к стене. — Это про твой личный вопрос…
Блин, Ирина Викторовна, подчинённые же смотрят и с любопытством, между прочим.
— Брагин, — повторяет она не слишком твёрдым шёпотом, — а ты, значит, Наталью свою к отцу отослал?
Ну, ёлки. Я бросаю взгляд, полный любви на Иванову. Ну Ленка, получишь ты у меня!
— Как отослал? — пожимаю я плечами. — Она же не бандероль. Просто поехала отца навестить.
— Ну, Брагин, — весело мотает головой Ирка. — Не бандероль, говоришь? Хорошо, что я решила не иметь с тобой дел. А то бы я тебе показала… бандероль…
Мне кажется, что произносит она это с лёгким сожалением. И не слишком убедительно…
После сабантуя я выхожу с идущей кругом головой, и единственная мысль, которая крутится вместе с ней — это «она же не бандероль».
Она же не бандероль, летит по закоулкам моего сознания, отражаясь и множась, как эхо. Она же не бандероль. Она же не бандероль…
— Едем в казино, — командую я парням.
Домой не хочу, там пусто и как-то депрессивно. И… она же не бандероль…
Проехав не так много, мы останавливаемся на светофоре. Я смотрю в окно и… ба! Какие люди! Открываю окно и кричу:
— Анжела Степановна! Анжелика!
Анжелика и король, блин!
Анжела Шелюхова испуганно крутит головой, не понимая откуда её окликают.
— Анжела, блин! Я здесь!
Наконец, она меня замечает и узнаёт.
— Запрыгивай! — предлагаю я и открываю дверь. — О, как ты шикарно выглядишь! Поехали со мной!
— Куда? — смущается она.
Блин, да как мило, как очаровательно она смущается… Прелесть просто. Точно! Да! Нужно клин выбить клином. Как я раньше-то не догадался! Всё же так просто! Надо закрутить с Анжеликой, перебить боль и все эти мысли. Вот и всё. Гениально!
— А что нам делать в казино? — удивляется она.
— Как что! Будем пить шампанское с крабами или икрой, а может даже с устрицами. Посмотрим, что там сегодня в меню. Поехали, давай! Весело будет! Кутить!!!
Она смущённо смеётся, прижимая ладошки к щёчкам. Ну, давай, соглашайся, Анжела Степановна. Соглашайся.
Сзади раздаётся клаксон.
— Зелёный, Егор, — замечает Алик.
— Скорее! Мы не можем стоять, Анжелика. Скажи скорее «да»!
— Ну ладно, — кивает она и забирается на заднее сиденье, тесно прижимаясь ко мне.
Она же не бандероль…
10. О, спорт, ты мир
Мы поднимаемся на последний этаж и выходим из лифта.
— Тут очередь, — немного разочарованно замечает Анжела.
Действительно, перед входом в наше гнездо разврата толпятся люди, желающие приобщиться к прелестям морального разложения западного образца. Желающих с каждым днём становится всё больше и это может создавать определённые проблемы.
Модные девушки и юноши, упакованные в фирмý и жухлые джентльмены, напоминающие дельцов, барыг и государственных служащих, ожидают своего часа, чтобы войти и отдохнуть, как белые люди — выпить заморского зелья искусить судьбу на рулетке, выиграть или проиграться в пух и прах.
Тянутся люди к «прекрасному», что сказать…
— Ничего, — усмехаюсь я. — У нас бронь.
— Куда без очереди! — окликает меня резкий парень спортивного вида.
— По брони! — чеканит охранник и распахивает передо мной дверь.
— На, держи, — не унимается спортсмен. — Я тоже забронировать хочу.
— Бронь доступна только для вип-клиентов.
— Для кого⁈ Чё за вип? Может, выпь? Выпить я могу, если что…
Мы заваливаемся в казино. Анжела чувствует себя не в своей тарелке, должно быть улавливая недоумённые взгляды окружающих — от моих охранников до бармена. Но мне пофигу, токайское играет в крови, делает безрассудным и отчаянно целеустремлённым. Впрочем, конечно, глупо было тащить её сюда. Следовало мотануть в кабак, в ресторацию, где до меня никому совершенно нет никакого дела.
Однако вскоре всё налаживается. Шампань бьёт моей спутнице в голову, на щеках появляются красные пятна, глазки подёргиваются поволокой неги и беззаботности, и моя Анжелика уже не особенно замечает агрессивную насторожённость окружающей среды. Попалась птичка в клетку.
Она щебечет, рассказывает какие-то нелепости, подробности притеснений со стороны матёрых следаков и оперов и хвастается своими первыми профессиональными победами. Всплывают подробности из детства и мы становимся чуть ближе. Теперь я знаю о ней намного больше, чем раньше, а она по-прежнему не знает обо мне совершенно ничего.
— Ой, Егор, — шепчет она, наклоняясь ко мне через стол. — а разве у нас разрешены такие заведения?
— Нет, — качаю я головой. — Это нелегально. Я притащил тебя в криминальный вертеп, детка.
— Правда? — широко раскрывает она глаза. — Это что… все эти люди… они преступники?
— Конечно, — заговорщицки подмигиваю я. — Главное, мы-то с тобой теперь тоже преступники, понимаешь? Я втянул тебя в грязное дело…
Она смеётся и весело запихивает в ротик кусочек батона, щедро намазанный маслом и красной икрой. Красные губки смыкаются, замуровывая икринки, и шевелятся в такт движению челюстей. Всё красное — и губы, и икра, и лак на ноготках.
— Это ещё надо посмотреть, кто попался, — смеётся Анжела, дожёвывая бутерброд. — Ты мне ещё тогда приглянулся.
При этом одна икринка вылетает у неё изо рта и летит ко мне, словно просит защиты. Мы хохочем.
Для поддержания градуса веселья нужно повысить градус алкоголя, вернее его концентрацию в крови. Но пить мне больше не хочется. Я жалею, что эти-то два бокала выпил. Сейчас пелена весёлой беззаботности понемногу спадает, в голове заводится муторный шум, а в желудке жадная пустота.
Кожа у неё гладкая, юная. Маленький носик, пухлые губки и едва различимые тонкие, светлые, практически прозрачные волосинки над верхней губой. И несколько бисеринок пота. Хороша голубка, хоть и глупышка совсем.
Приходит осознание того, как это всё выглядит и чем является. Подкрадывается гаденькое чувство, и я почему-то начинаю злиться на ни в чём не повинную Анжелу Степановну. Представляю, как завожу её в гостиничный номер, грубо толкаю на кровать, ставлю на четвереньки, задираю юбку и остервенело трахаю.
Она оборачивается, рот приоткрыт, а огромные, как в комиксах глаза влажны от слёз. Тьфу… Точно! Как в комиксах! В японских. Порнографических. Грудь у неё крупная и, наверное, мягкая. Сама худая, а буфера о-го-го. Блин, она действительно напоминает японскую анимэшку. Да, точно.
Делается противно. И от этих мыслей, и от ситуации в целом. И теперь уже не она, а я чувствую себя не в своей тарелке. Появляется Цвет, но не подходит, а строит рожу, вытягивая лицо, типа «о, нифига себе»… Я отворачиваюсь. Весёлость отступает, но Анжела этого не замечает и продолжает парить на волне эйфории.