похож.
— Эй, эй, всё, брейк, ребята, — в обычной ситуации Рид, конечно, сделал бы ставки и сел бы с Боргесом наблюдать представление из ближайшего безопасного угла, но Эчизен дал ему ясно понять, что «чертовски хитрый план» нужно придумать, пока на горизонте не объявился Картель во главе с цветастой башкой Деванторы. — Раз никто из вас не китаец, то это делу не поможет. Бо, помоги мне!
Боргес прекращает раскладывать М&М’s по цветам и поднимает на него взгляд:
— Найти тебе китайца?
— Как минимум.
— А как максимум — уведи на хрен отсюда эту бешеную, и пусть она уберет от меня свою пушку! — рявкает Салим.
Рид запрокидывает голову к Иисусу и провозглашает:
— Боже, если ты существуешь, я верю, что ты нормальный мужик. Пожалуйста, пусть Салима уже кто-нибудь пристрелит. И пошли мне чертова китайца.
Он уже собирается увернуться от пули, пущенной ему в голову одним неправедно гневным католическим священником, как от входа в ризницу раздается бойкое:
— Извините, вам что, нужен китаец? Я наполовину, правда. Но у меня неплохо с кантонским.
Пуля пролетает мимо. В дверях стоит молодой, энергичного — и очень китайского — вида парень.
Есть, оказывается, Бог на этом свете!
* * *
Китайский келурахан, или квартал, называется Глодок — шипящее паром хитросплетение улиц с синими навесами и красными фонарями. Глодок — это рынки, которым не хватает места снаружи, и они забираются многочисленными прилавками на первые этажи зданий; это мелкие забегаловки, где ты никогда не уверен в том, что плавает в твоей тарелке; это идущие прямо между деревянных рядов потертые красные драконы; это мешки со специями; это ведущие вглубь переулки, заставленные ящиками.
— Прошу прощения, — начинает Иголка на китайском.
Пожилая дама в цветастой рубашке отвлекается от замачивания грязных корней имбиря в огромном стальном тазу. Иголку пинают в спину, но он даже не оборачивается — только вытирает взмокшие ладони и говорит, скрывая от придирчивого взгляда дамы волнение:
— Я ищу подругу Вонга.
Как и говорится в инструкциях, она отвечает скрипучим голосом:
— Он так ее и не нашел? — От этого комок нервов внутри ослабевает; теперь Иголка волнуется не охренеть как, а просто до ужаса.
— Пока нет, я видел ее только на снимке.
Она смотрит, будто бы не верит, и с подозрением кивает на широкий дверной проем за прилавком, занавешенный грязной красной тканью.
— Входи.
— Китайцы знают, что за скрижалями («Оттисками, блять, Рид!») охотятся все, кому нечем заняться в этом городе, и знают, что в любой момент за каждым их человеком начнут следить десятки жадных глаз.
Рид расхаживает вокруг стола широкими шагами, периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на карту города, раскатанную на столе и придавленную с одной стороны пушкой Зандли, а с другой — пустыми бутылками «Будвайзера». Он продолжает:
— Тем более раз вы говорите, что в последнее время у них тоже не все гладко.
По словам ребят, оказалось, что последнюю пару лет Басир бушует. Картель теснит остальных, давит сапогом всех кого ни попадя, и даже у Триады, по идее дышащей Картелю в затылок, уже начали возникать проблемы.
— Значит, начинать производство здесь — самоубийство, так что они будут вывозить их на материк. Без вариантов.
— К чему ты это? — выгибает бровь Зандли. — Какая нам разница? Зашлем вашего малого-китайца и все узнаем. Делать выводы потом будем.
— Потому что это дает нам нехреновый такой шанс, сладенькая, — мурлычет Рид, проводя пальцами по неровностям карты. — Все может пройти легче, чем нам кажется.
— Когда ты так говоришь, обычно становится только хуже.
Проигнорировав Салима, Рид продолжает:
— Если они попытаются их вывезти, то у скрижалей, заткнись, Салим, будет приличная охрана. Они не станут рисковать, пытаясь незаметно вывезти их из города с одним человеком. А все мы знаем, как китайцы не любят… — Он делает несколько приглашающих пассов рукой, чтобы благодарные слушатели, рассевшиеся на церковных скамьях, сами додумали очевидное.
Благодарные слушатели смотрят на него, как на дебила. Все, кроме Боргеса, который всем видом показывает, что интерактивы с призами — правильный ход, чтобы растормошить вечеринку.
Рид, вздохнув, кладет руки на пояс.
— Какого черта? Кого из нас не было тут три года? Все мы знаем, как китайцы не любят жертвовать своими! Чем вы занимались, пока меня не было?
— Жили себе спокойно, — кривится Салим. — Мы уловили мысль. Триада не станет набирать пушечное мясо из числа своих. Это будут люди со стороны. Мы можем очень удачно подмазаться.
— А с чего это им доверять кому попало мешок стоимостью пятнадцать миллионов? — Боргес облизывает большие пальцы, сладкие от конфет. — Не, друг, как-то не клеится теория.
— Послушайте его только, Рид, твой рыцарь знает слово «теория»… Да прекрати ты тыкать в меня своим дробовиком, стерва!
— А ты кто? — один из завсегдатаев ресторанчика подозрительно его оглядывает.
Иголка сглатывает, прикладывая к губам глиняную чашку каждый раз, когда ему кажется, что на него смотрят и ему срочно нужно симулировать занятость. В нос ударяет запах спирта и трав.
— Я тебя раньше здесь не видел.
Медлить нельзя, поэтому Иголка отвечает, стараясь не дрожать как осиновый лист:
— Ты и не мог, — забывшись, он даже делает глоток из чашки и почти не морщится. — Я приехал из Сянгана неделю назад. Меня зовут Лю Цзы.
— Запоминай. Вот это Сю Хань. — Рид двумя пальцами пододвигает пацану под нос фотографию.
Пацана зовут Чжоу Шан, но все называют его Иголкой — что ж, Рид слышал бандитские клички и похуже. Другая проблема в том, что Иголка не обладает никакими очевидными достоинствами, кроме непрошибаемого оптимизма и знания китайского. Хочется верить, что парень просто полон сюрпризов. Приземистый и широкоплечий, с типично преступной физиономией и набитыми на скулах иероглифами, он вполне вписывается в план, который Рид, перекрестившись, рассчитывает воплотить в жизнь.
— Ага, — послушно кивает Иголка, почесывая татуировки. Они с Ридом сидят за столом, а остальные толпятся вокруг них, как в цирке. — А кто это?
— Ну вот, Нитка, первый