силой рывка он перебарщивает, и, вместо того чтобы рухнуть прямо к нему в руки, как сделала бы любая порядочная женщина, Диан отлетает к плите.
За ее спиной Рид внезапно видит почти фантасмагоричную картину: пробравшись по пожарной лестнице, снаружи открывает форточку знакомый священник — в длинной сутане, с крестом на шее и белым воротничком. Он дергает окно вверх, и на секунду Риду кажется, что сейчас он спросит: «Добрый день, а не хотите ли вы поговорить о Господе нашем Иисусе Христе?» — но вместо этого Салим говорит: «Блять!» И едва успевает пригнуться, как оконное стекло над его головой разлетается осколками от удара битой, осыпаясь на сутану и пол. Диан замирает, видимо, в ужасе оттого, что чуть не снесла голову святому отцу.
— Почему все дерьмо начинает происходить именно тогда, когда ты появляешься на горизонте? — злобно шипит Салим, разгибаясь.
— Признайся, — Рид широко улыбается и наставляет пистолет прямиком Диан под лопатки, — ты же по мне скучал.
Судя по недовольному («Господи, исчезни») лицу, Салим настроен скрывать свои светлые чувства до последнего.
* * *
Спустя пару минут Диан сидит на стуле в углу кухни, трет запястья и смотрит так, будто намерена обратиться в суд, — Рид почти раскаивается. Пытаться выдернуть даме руку из сустава — последнее, чем должен заниматься джентльмен после пятичасовой чашечки чая. Она вполне имеет право на свои претензии.
Теперь она красит волосы: у нее выжженный оттенок блонда, плохо смытая косметика и совсем усталый вид. Тем не менее ничего из этого ее не портит: женственная, пышная, с мягкими чертами лица и располагающая к себе Диан всегда казалась Риду незаслуженным подарком судьбы такому придурку, как Мо.
Они остаются на кухне: четыре стены, стесанный дверной косяк, потеки воды на потолке. Зато везде порядок, неприглядные места прикрыты плетеными салфетками, даже цветы стоят. Безобразие трущоб приведено в божеский вид аккуратной рукой: Диан вообще всегда умудрялась даже полный отстой превращать во что-то приличное. Мо тому пример.
Такие панельные дома-коробки строятся за три месяца: все как один с одинаковой планировкой, отвратительной теплоизоляцией и нещадно маленькими комнатушками. Впрочем, если сравнивать с помойками, в которых они искали Мо до этого, эта квартира — вполне себе хоромы. Слегонца заплесневевшие, конечно, но тем не менее.
— Почему ты пыталась сбежать? — Рид примирительно прячет пистолет в кобуру.
Салим — не образец доверчивости, поэтому не сводит мрачного взгляда с нахмурившейся Диан. Он прислоняется к стене рядом с надрывно гудящим холодильником, за окном гремит автотрафик, Рид ковыряет пальцем завернувшийся угол обоев. Диан молчит слишком долго: видимо, говорить ничего не собирается, и Рид, не оставляя обои в покое, начинает:
— Давай я поугадываю. Ты не против? — Обои надрываются, но Рид не останавливается: — Мо ввязался в проблемы. Точнее, Мо опять ввязался в проблемы, перевез тебя в очередной гадюшник, сказал никому не открывать. И бить битой незваных гостей, конечно же… Только на этот раз, — он нарочно делает длинную драматическую паузу, чтобы Диан напряглась, — он перешел дорогу целым двум веселым компаниям ребят. Мы, конечно, из них самые классные, но Картель Восхода тоже умеет пошутить.
Она вскидывается так резко, что Салим машинально дергается, хватаясь за кобуру поверх сутаны.
— Картель Восхода? — испуганно выпаливает она. — Они тоже… что?
Ого, так, значит, она не знает. Возможно, Мо, выкрав сумку и заперев ее на отшибе Джакарты, больше сюда не возвращался? Вариант, что он ее бросил, Рид отметает сразу же: Мо бы удавился за нее в лучших традициях шекспировских трагедий. Нет, если он так и не вернулся… Значит, ему не дали к ней вернуться.
— Узнали, — повторяет Рид, — что это Мо стащил лотерейный приз прямо у них из-под носа. Ты ведь знаешь, что они тоже ищут скрижали? Вся Джакарта знает.
— Клише. — От подзатыльника его спасает только то, что Салиму либо лень тянуться, либо он слишком дорожит занятой позицией посередине комнаты. — Они ищут денежные клише.
И то ли вся Джакарта знает, а Диан нет, то ли информация о том, что банда головорезов во главе с Деванторой теперь тоже охотится за ее женихом, была самой плохой новостью за день, но плечи Диан резко опадают, словно из нее вытягивают стержень. Она горбится, пряча лицо в ладонях, и на долю секунды Риду становится искренне ее жаль. Потому что любовь действительно зла, и если тебе не повезет, то полюбишь и такого неудачника, как Хитрец Мо.
— Ты даже не знала, насколько все плохо, — с сожалением вздыхает Рид, глядя на по-детски выпирающие позвонки на ее склоненной шее. — Он тебе не сказал.
— Я не думала… — бормочет Диан. Она поднимает лицо, но ее взгляд отчаянно мечется по кухне. — Я не думала, что он… Еще и Картель… Еще и Девантору против себя настроит!
— Еще и? — тут же цепляется Рид. Но Диан, поняв, что сболтнула лишнего, тут же сжимает губы так, что они белеют, и отворачивается.
— Так все-таки этот тип работал на кого-то еще? — мрачнеет Салим. — Ну, блять.
Салим — признанный мастер емких описаний, и с его талантом даже не поспоришь: Рид до последнего надеется, что в игру не вступил кто-то, кто им не по зубам, но с везением Мо ожидать приходится худшего.
— Он влип, да? — цыкает себе под нос Рид. — Ну, стоило догадаться.
Этот гад всегда был аккуратным и не влипал в проблемы; он был маминой радостью, если бы мамы гордились криминальными свершениями своих ненаглядных отпрысков и если бы конкретно его мать не нашли десять лет назад плавающей вниз лицом в Чиливунге. Мо в девяноста девяти случаях из ста выходил сухим из воды, но в сотом его приходилось вытаскивать за волосы.
— Стоило догадаться, — себе под нос повторяет Рид, вытягивая из-под стола табурет на шатающихся ножках и присаживаясь. Так они с Диан оказываются на одной высоте, и тогда Рид показательно облокачивается на колени, чтобы снизу заглянуть ей в глаза.
— Если ты не расскажешь нам как есть, — абсолютно серьезно говорит он, — то мы оставим тебя здесь совершенно одну. А потом за тобой придет Картель — и ты знаешь, что они с тобой сделают, чтобы найти Мо. А когда они его найдут… Ты этого хочешь? Чтобы все кончилось вот так?
Естественно,