ли.
Но не только Салим и его бессменные сигареты остались такими, как прежде.
С тех пор как Рид побирался на этих улицах, Препедан не поменялся. Здесь бегают дети: все в драных майках, все друг другу братья и сестры, сироты и не сироты, бездомные и те, кому есть где жить. Дома в Препедане в любом случае мало чем отличаются от тех, что сооружают себе бездомные. В одном из таких домов жил Мо с матерью. Дом этот тоже снесли — Препедан все время переваривал сам себя, но ничего путного из этого не выходило.
— Стирай этот припадок ностальгии со своего лица, и пошли, — бурчит Салим.
У Салима никогда не было сердца поэта, так что Рид не удивляется, когда оказывается, что тот остался таким же черствым, как и три года назад.
— Я могу ходить и с припадком ностальгии на лице! Нам туда, — Рид кивает на противоположную сторону улицы.
Там, среди одинаковых домов, спрятался нужный им, с поломанными решетками на окнах и грязной хлипкой дверью.
На стук ожидаемо никто не открывает, и Салим, не дослушав Ридово «давай я попробую вскры…», с размаху выбивает замок ногой. Проходящие мимо подростки изумленно вылупляются на них, женщина с ребенком на руках с крыльца напротив испуганно замирает, а вот плешивый дедок на соседних ступенях даже не обращает внимания, продолжая чесать мизинцем ухо.
— Мы санинспекция, — объявляет Рид, пятясь следом за заходящим в дом Салимом, — фининстанция! Служба по отлову домашних животных! — И, вспоминая, что Салим в сутане, добавляет: — Церковная!
Внутри дом оказывается крошечным и пыльным, а еще пустым, если не считать плесень, коренную жительницу влажной Явы. Отдергивая душевую занавеску в полутемной ванной — ну, за Мо сталось бы спрятаться где угодно, — Рид скорбно смотрит на покрытый зеленью кафель и кричит:
— Чисто! В смысле грязно. Сваливаем, пока тинейджеры не залили нас в «Тикток» с хештегом #грабители. Или пока я не подхватил грибок.
* * *
— Черт. — Рид засовывает руки в карманы и глубоко вздыхает. Салим останавливается рядом с ним, прикуривая, и меряет его насмешливым взглядом. — Я и забыл, до чего это поганый город.
Дом — четвертый в списке возможных пристанищ Мо — низкое многоквартирное здание, бетонной змеей вытянувшееся вдоль дороги. Фасад уродуют ржавые пожарные лестницы, сквозь которые на улицу глядят раззявленные окна, увешанные бельем, и белые наросты кондиционеров. Высохшие пальмы, пыль, шум машин, брошенные у подъездов мопеды.
И очень много солнца. Рид чувствует, как влажная от пота футболка липнет к спине. Волосы на затылке мокрые.
— Повежливее с родиной, — напоминает ему Салим.
Рид выставляет палец вверх:
— Тест ДНК в интернете говорит, что я на сорок процентов чех.
— Ну так и катись в Чехию. Почему страдать должна Джакарта? — ведет плечами Салим. — Пошли.
И они идут.
Ровно до третьего этажа. Пешком — лифта здесь и не водилось, и Рид веселится, наблюдая, как Салим потеет в своей тяжелой церковной экипировке. Подойдя к обитой кожзамом двери, он кивает: здесь. Салим отпихивает его от двери — локти у него все такие же острые, как и три года назад — и, не найдя дверного звонка, долбит в дверь кулаком.
За дверью предсказуемо не слышно ни звука, как и за всеми дверьми, в которые они стучались сегодня. Салим закатывает глаза, оттягивая колоратку в сторону. Он подставляет мокрую шею теплому сквозняку из выбитого окна на лестничном пролете.
Рид подает голос:
— Эй! Диан, ты дома? Это я. — И мягко настаивает: — Эйдан.
Диан — невеста Хитреца Мо, и вот что Рид знает на сто процентов: куда бы Мо ни делся, Диан бы он не бросил. В подростковом возрасте их свел вместе все тот же Препедан — и с тех пор они не расставались. Мо был скользким жуликом, но преданным Диан скользким жуликом.
— Диан?
И тут случается то, чего не случилось ни в одном из мест, которые они посетили сегодня: раздается скрип. Рид устанавливает зрительный контакт с дверным глазком и терпеливо повторяет:
— Эйдан Рид, помнишь меня? Мо, ты, я, и вместе мы — друзья?
Молчание.
— Она что, умерла от шока? — ворчливо интересуется Рид себе под нос, безрезультатно дергая ручку двери.
Салим, максимально скептически наблюдая за его попытками, добавляет:
— От горя. Что тебя принесло обратно.
— Отвали. У меня вообще такое ощущение, что она узнала, что это я, и дала деру, хотя почему — ума не прило…
Он замирает, навалившись на ручку, и упирается взглядом в Салима. Салим смотрит на него в ответ с точно таким же выражением лица.
Ну мать твою!
— Пожарная лестница, — быстро ориентируется Рид, но Салим уже стартует вниз, на ходу вытаскивая из-за пояса свой «Глок» и перепрыгивая через несколько ступенек.
Если Диан решает так по-английски избежать конструктивного диалога, то последовать указаниям старика и сделать все по-тихому не получится. Так что Рид, не заморачиваясь, отлетает на пару метров и всаживает в замок половину магазина; подъездная акустика обжигает перепонки. Остается надеяться, что в таком местечке соседям не привыкать.
Дверь жалобно скрипит, когда Рид дергает ее что есть сил, и поддается. В тусклом коридоре — никого, в занавешенной спальне — тоже. Рид бросается на кухню.
И чуть не здоровается лбом с бейсбольной битой.
Будь ситуация чуть менее напряженной и не попади Диан ему со всей дури прямо по плечу, Рид бы обязательно пошутил в духе старой классики: «Это у тебя бейсбольная бита в кармане или ты так рада меня видеть?» — но вместо этого он только шумно втягивает воздух и шипит, прикусывая от боли язык:
— Как невежливо!
— Не подходи ко мне, Эйдан! — громогласно и испуганно заявляет Диан, замахиваясь снова, словно отъявленный бэттер.
Рид поднимает руки в успокаивающем жесте, но сказать ничего не успевает, потому что Диан делает еще одну попытку познакомить его со своей алюминиевой подружкой. Риду и в первый раз не очень-то понравилось, спасибо, так что он отскакивает и ловко дергает девушку за руку на себя. Бита пролетает мимо. Правда, с