Не пугаюсь я только потому, что это женщина. Как-то не приучена я ждать от женского пола подлости.
– Вы Соколова Ульяна?! – почти орёт она, но в глазах лишь отчаяние и ни капли агрессии, и чего-то такого, что могло бы меня заставить соврать ей.
– Я, а что? – отвечаю в ту же секунду, думая, что могу помочь явно отчаявшейся женщине.
Наивно не подозреваю, в чём же заключается её просьба, иначе бы давно бежала в ждущее такси.
– Забери заявление! Слышишь?! Я тебя богом прошу! Рустам ни в чём не виноват! Он ничего не делал! Семью кормить надо! А из-за тебя его закрыли! Забери заявление, у него же ребёнок! – ошалело, даже не кричит, а вопит эта женщина и начинает трясти меня, как совсем недавно тряс Белов.
Уж не знаю, кем эта женщина приходится Рустаму, и кто из тех двоих он, но мне плевать! Жалость к ней и желание помочь вмиг развеивается.
– Я тоже ребёнок своей матери! И я не хочу, чтобы она искала меня в придорожных оврагах! – кричу я и вырываю руку, сразу направляюсь к машине.
– Постой, ну чего ты хочешь? Денег? Я золото продам, я всё отдам, только забери заявление! – умоляет женщина и бежит за мной.
– Вы в себе вообще? Ребёнок у вас? Сын? Или дочь? Впрочем, не важно. Если бы вашего ребёнка так? Схватили бы и в машину, расплачиваться за долги папаши? М? – спрашиваю я, притормозив, чтобы посмотреть полоумной бабе в глаза. – Я не заберу своего заявления, намерения вашего Рустама и его подельника были прозрачны, они этого и не скрывали. А вам совет, продайте вы своё золото и спасайте ребёнка от такого папаши.
– Будь ты проклята! – вскрикивает женщина.
Я лишь усмехаюсь и продолжаю свой путь к машине. В спину мне летят от полоумной тётки ещё проклятия на нерусском языке, но я сажусь в машину и отгораживаюсь от этого шипения дверью.
– Двадцать пять рублей за ожидание будет, – предупреждает меня водитель.
– Да хоть сто, только поехали скорей, – прошу я и ставлю дверь со своей стороны на блокировку.
Только когда мы отъезжаем на приличное расстояние, меня начинает трясти от негодования и страха. Нет, я не боюсь её проклятий, просто в это не верю, но люди, будучи не в себе, готовы на многое.
А что, если она меня с банкой соляной кислоты встретит? После этой мысли, идея вернуться в родной Уссурийск к маме уже не кажется такой глупой. Уехать, и всё!
Таксист довозит меня до дома Платона, я расплачиваюсь с ним и бегу к подъезду. Несусь до квартиры через две ступеньки, потому что меня не покидает давно забытое детское чувство, что за мной кто-то гонится. Конечно, никого за моей спиной нет, кроме собственной тени, но приступ паранойи от той полоумной тётки я получила. Перевожу дыхание лишь захлопнув за собой дверь и подперев её спиной.
Скинув обувь и плащ, я первым делом иду на кухню. Нужно провести ревизию в холодильнике и решить, что я могу приготовить для романтического ужина.
Всего так много и я сначала теряюсь в выборе, но потом вспоминаю, какое блюдо Платон любит больше всего и выбор сделан. Солёная рыба и картошка как главное блюдо, ещё несколько салатов. Как говорит Дарья, главное в романтическом ужине не меню, а атмосфера.
Не трачу время на переодевание, всё равно потом подбирать что-то нарядное. Я просто надеваю фартук, быстро чищу картошку и решаюсь её пожарить. Такая вкусней, если её придётся разогревать. Рыбу и вовсе солить не нужно, она уже малосольная. Нарезаю её тонкими ломтиками и заправляю луком с маслом.
Больше всего времени уходит даже не на салаты. Крабовый и овощной я нарезаю быстро, а вот свечки для атмосферы найти у меня никак не получается. Их в доме Платона просто нет, зато в ящике прихожей нахожу оранжевую строительную каскетку с налобным фонариком.
– А что, даже забавно, – улыбаюсь я и несу свою находку на кухню.
Обеденный стол у Платона большой, на целую семью и даже с гостями хватит, поэтому местечко для оранжевой атмосферы находится без проблем. Я даже выключаю свет на кухне, проверяю, как всё будет с фонариком. Яркий свет от светодиодов рассеивается по кухне становясь приглушённым и всё выглядит вполне романтично. Остаётся только подобрать красивое платье и дождаться Платона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я миную шкаф, сначала иду в душ, оставляя выбор наряда на попозже. Встаю под горячие струи воды и привожу свои мысли в порядок. Сначала думаю, что надо обязательно рассказать Платону про ту тётку, но быстро передумав, отказываюсь от этой идеи.
Ну какая соляная кислота? Мужа посадят и её тогда тоже, а с кем она оставит ребёнка?
Решаю ничего не говорить, достаточно нам Белова. А он судя по своей упёртости, не оставит нас в покое так скоро. Да и ужин вроде как романтический портить чем-то подобным вовсе не хочется.
Выбираюсь из душа и сушу волосы, собираю их в высокий хвост и иду к себе. На часах уже девять вечера, а Платона всё ещё нет, зато у меня есть время принарядиться.
В шкафу, который занимают мои вещи, как-то пустовато. Всё, что я себе покупала из одежды, это было до того, как познакомилась с Беловым. Ну, может быть, две редкие футболки и джинсы ещё смогла для себя выкрутить уже когда съехались. Потом завертелась карусель его выходок и нужд. Господи! Да я даже ему куртку покупала, а то бедненькому ходить же не в чём было. Носил выцветшую рванину десятилетней давности, купленную матерью ещё в школьные годы.
Дура!
Стою, смотрю на свой нищий гардероб и страшно жалею ту десятку, отданную с широкого плеча за пуховик Белову. На эти деньги можно было бы купить два, а то и три красивых платья.
Ну да ладно!
Выбирать мне особо не из чего. Либо рабочие костюмы, либо простая одежда выходного дня. Я снимаю с плечика то платье, в котором была на том Новогоднем корпоративе, когда Платон положил на меня свой глаз. Хотя глаз он может быть положил на меня ещё раньше, но обозначил это именно тогда. Сразу после танца сказал, что женился бы на мне. Я тогда посмеялась, приняв эту фразу за шутку, оказывается, Платон вовсе не шутил.
Тогда было смешно и сейчас стою с платьем в руках, вспоминаю это и улыбаюсь.
Так бы и стояла, наверное, вспоминала теперь уже ставший приятным момент. Но в прихожей из сумки доносится трель моего телефона. Оставляю платье на кровати и спешу в прихожую.
Я достаю телефон, на дисплее которого высвечивается имя Платон Максимович. Сердце спотыкается в лёгкой панике. Я же ещё не готова! Платье на кровати, да и остатки своей косметики размазать по личику не успела.
– Да, я уже дома, а ты? – отвечаю я, сразу и предупреждаю, и спрашиваю Платона, хотя даже не знаю, по какому поводу он мне звонит.
– Я уже еду, домой что-то надо купить? – спрашивает он, по голосу слышу, что в настроение.
План Дашки был немного иной, но хорошее настроение, это же даже лучше для романтического вечера.
– Надо! Купи свечи, – прошу я и закусываю губу, с опозданием подумав, что Платон догадается про ужин и романтизм, а у меня же вроде как сюрприз.
– Зачем? Какие? – удивляется и уточняет Маркелов.
Ну на кой я эти свечки попросила?! Каскетка же есть! Фонарь вполне себе светит, не хуже свечей.
– Света нет, можно простые, но лучше медовые, они такие, как соты в улье, – объясняю я и вспоминаю, что у меня в руке мобильный, необязательно стоять на месте.
Мобилизуюсь в комнату, хватаюсь сразу за платье. Чёрно-белое в обтяжку, с сеткой в районе декольте.
– Понял. Ужин грей, скоро буду, – отвечает Платон и отключается.
Я примерно прикидываю, что у меня есть десять минут. Тороплюсь. Успеваю одеться и накраситься своим скромным набором косметики, и звучит звонок в дверь.
У Платона есть ключи и первые дни жизни вместе он сам заходил домой. Но теперь, когда я дома раньше него, он обязательно звонит, чтобы встречала его. И я оглядываюсь в последний раз в зеркале, кручусь немного и подхожу к двери.
Пальцы уже ложатся на ручку замка, но я торможу. Казалось, тётка из головы уже вымылась горячим душем, но нет. Вернулась беспокойством и я смотрю в глазок, чтобы убедиться, что это Платон, а не банка соляной кислоты с доставкой на дом.