– Кто там? – всё же спрашиваю, потому что в глазок не вижу никого кроме цветов.
– Я, открывай, – смеётся из-за двери Платон.
Голос его, поэтому я открываю.
В квартиру сначала проходит букет белых роз, затем в нос бьёт жуткий запах. Не роз, а солярки. Я не отступаю, а даже отпрыгиваю, и после вижу довольное лицо Платона. Он протягивает мне белые свечи в упаковке, придерживаемые через салфетку.
– Что с тобой случилось? Почему ты воняешь как бензовоз? – спрашиваю я, на вытянутых руках забирая свечи и букет.
– На стройке маленько авария случилась, вот, помог устранить, – усмехается Платон и скинув ботинки, бочком проходит в ванную, бросив напоследок с улыбкой: – Какая ты у меня красивая.
– Спасибо, – смущённо прячу глаза в букете, от которого совсем не пахнет цветами, и иду на кухню.
Пока Платон отмывается в душе от солярки, я разогреваю картошку и ставлю цветы с ароматом топлива в пузатую прозрачную вазу. Недавнее приобретение Платона, по случаю появления в его доме букетов. Этот уже второй, несмотря на аромат солярки всё равно очень милый.
Платон приходит на кухню уже в новой, парадной одежде, но ещё сушит волосы полотенцем. У меня уже всё готово и я ставлю свечи на стол, в дополнение к светящейся каскетке.
– Знаешь, свечи лучше не зажигать, – говорит Маркелов и обнюхивает себя.
Я тоже принюхиваюсь. От Платона не пахнет ничем кроме ментолового геля для душа.
– Нет, ты не вспыхнешь, а вот букет может, – улыбаюсь я и оставляю на столе свечи незажжёнными.
– Так у нас какой-то повод? – интересуется Платон, вешает полотенце на спинку стула, присаживаясь за стол.
– Просто так, настроение хорошее, – пожимаю я плечами, в последний момент сдав назад.
Как всё это не назови, но смущаюсь я ужасно, словно малолетка на первом свидании за коровником.
Отвлекаюсь от своих глупых волнений, ухаживая за Платоном. Когда тарелки полные у нас двоих, я сажусь рядом и нужно начать о чём-то разговаривать. Вся надежда на то, что Платон что-то скажет, начнёт беседу первым, но он только набрасывается на еду. Весь день мотался, голодный, но при этом нарядился, а не влез в домашнее трико с футболкой.
Подперев голову рукой, наблюдаю за Платоном и, само собой, сравниваю его с Беловым. Тот ни в жизни бы не нарядился для домашнего праздника без гостей, даже футболку надеть ему было сложно. Да и вот так в солярке в магазин бы за свечками не пошёл, он бы и за хлебом не пошёл. Так мысль для начала разговора приходит сама собой, и я наконец-то открываю рот:
– Что вот так весь в солярке и цветы покупал? – спрашиваю я.
Платон замирает с вилкой в руке, до этого тянущейся к салатнику, и отвечает с невозмутим лицом:
– Пришлось, очень хотелось подарить тебе цветы. Ты мне подняла сегодня настроение.
– Чем это? – удивляюсь я.
– Своим желанием меня поцеловать. Да, да, я видел и всё понял, не отнекивайся, Соколова. Я сейчас всю эту вкуснятину, что ты наготовила, съем, и мы пойдём с тобой в гостиную, – быстро проговаривает Платон и снова набивает полный рот, явно при этом оборвав фразу.
– Зачем? – спрашиваю я, хочу знать, что он там не договаривает.
– Целоваться будем, – говорит Платон и жмурится от удовольствия.
То ли ему так мой салат овощной понравился, то ли от предвкушения поцелуев балдеет.
– А за свечками тогда зачем поехал? Надо было домой сразу ехать, – продолжаю пытаться завязать тему для разговора, испытывая то неловкое чувство, когда поговорить нам даже не о чём.
Хотя, если разобраться, с Платоном меня связывает множество рабочих моментов, а с Беловым вообще общих тем не было. Только и обсуждали его выходки, ругались, да в перерывах между ними пытались выбраться из долговой и безденежной ямы, строя мифические планы на будущее.
– Я уже ехал, но решил узнать, вдруг у нас кофе дома нет. Ой, хлеба. А ты чего не ешь?
– Ем, ем, – отвечаю я, а сама подрываюсь с места, чтобы заварить для Платона кофе.
Не зря же он оговорился. Кофе хочет, а я даже сок или воду на стол не поставила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Понимаю, что нервничаю и в руках даже кружка дрожит, перевожу дыхание и стараюсь спокойно приготовить нам кофе.
– Кстати, а что в прокуратуре? Долго тебя там продержали? – спрашиваю я, перехожу на разговор о работе и снова переживаю, что кроме неё, обсудить мне с Платоном нечего.
– Меня не держали. Я завёз все документы, парой слов с прокурором перекинулся и по объектам поехал. Всё нормально, просто чья-то заказуха, – успокаивает меня Платон, точнее, пытается это сделать.
– Как? – Я замираю на месте из-за последнего слова, слетевшего с губ Платона.
Бурная сериальная юность закрепила ещё тогда в моём неокрепшем мозгу, что заказуха – это полный писец! Ничего хорошего за ней никогда для героев не следовало и стало по-настоящему страшно. Ведь кто-то же не придумывает эти сериалы от и до, наверняка берут истории из реальной жизни.
– Первый раз, что ли? А... Ну да. Тебя же тогда у нас ещё не работало. Может, Соломины, хотя там требование отсутствие в реестре недобросовестных поставщиков, а Соломин старший там прописался и даже не на строительстве. Демонтаж ОКС не смог без предписаний выполнить, позорище. Он туда поди и не заглядывал даже.
– А кто ещё в тендере участие принимает? – интересуюсь я, наконец-то доготавливая для нас бодрящий напиток.
Хотя мне бы что-то менее возбуждающее нервную систему попить. Успокоительные таблеточки в самый раз или ромашковый чай.
– В этот раз «РегионСтрой» впрягся и «Строй-Альянс», остальные обеспечение не потянули.
– Может это кто-то из них? Пытаются нас в недобросовестные поставщики записать, чтобы «Строй-комплекс» выбыл по несоответствию требования, – предполагаю я.
Подношу к столу кофе и не успеваю сесть на место. Платон отодвигается вместе со своим стулом от стола и притягивает меня к себе на колени, крепко обняв руками.
– Не бери в голову, – просит Платон и медленно опускает свои светлые глаза на мои губы.
Между нами минимум расстояния, две секунды на раздумья, и мы одновременно подаёмся к друг другу сталкиваясь губами и зубами.
– Ау... – шиплю я, жмурясь от боли, и прижимаю к губам ладонь.
Платон смеётся, хотя и ему досталось.
– Не поранилась? – спрашивает он, убирая мою руку, чтоб посмотреть.
– Нет, а ты? – открываю глаза и самой становится смешно, когда вижу улыбку Маркелова.
– Я же говорил, надо в гостиную иди, а ты на меня накинулась прям здесь, – заявляет Платон, нагло врёт и не краснеет.
– Эй! В смысле?! Это ты меня к себе на колени утянул, – возмущаюсь я, пытаясь пересесть на свой стул.
Платон не отпускает, крепко обнимая руками за талию и я снова кладу ему руки на плечи.
– Правильно, тебе же не сидится, ходишь тут такая красивая. Дразнишься. Ещё не ешь ничего. Я тебя сам покормлю, – говорит Платон и подтягивает к нам мою тарелку.
Он подцепляет вилкой ломтик репчатого лука и подносит к моим губам.
– Меня уже луком накормила, теперь твоя очередь.
И правда, я щедро нарезала лук и в рыбу, и в овощной салат, но это же лук, а не чеснок. Да и вообще я про это не думала.
– Ты имеешь что-то против луковых поцелуев? – спрашиваю лукаво и съедаю лук.
– Я нет, главное, чтобы ты была за, – улыбается Платон.
– Есть там что-то посущественней? – интересуюсь я.
Вот на коленях Платона меня окончательно отпускает волнение, и я чувствую голод. После обеда с Дашкой прошло прилично времени, а силы мне ещё понадобятся.
– Да.
Платон подцепляет рыбу и несколько ломтиков картошки. Он кормит меня не с ложечки, но с вилки, когда сам ещё нормально не поел. Я беру его вилку и делаю тоже самое. Так и корми друг друга, забыв про поцелуи до перехода в гостиную.
– Кофе возьмёшь? – спрашивает Платон и отпускает меня.
– Хорошо, в гостиную пойдём?