– Но это не точно, – озвучиваю я свои надежды.
– Сейчас посмотрим, – вздыхает она и приступает к работе.
Монитор, что висит под потолком для пациентов включается автоматически, и я на нём ничего не вижу. Только серые блики и чёрные дыры.
– А сколько ХГЧ? – спрашивает меня врач.
– А что это?
– Анализы вы сдавали?
– Сдала, у вас, только что.
– А с чего вы решили, что пять недель?
– Мне гинеколог так сказала.
– На основании чего? Тест делали?
– При осмотре сказала до пяти недель, тест делали сегодня, он отрицательный. Я не беременна?
– Нужно анализы крови посмотреть, я здесь пока нисколько недель не вижу, вообще ничего не вижу.
– Но у меня задержка, – говорю я, боясь обрадоваться раньше времени.
– Разденьтесь до пояса, я вас по-другому посмотрю. Возможно, срок маленький, – просит врач и я соглашаюсь.
Другой вид узи не дал особой конкретики.
– Либо беременность, но срок очень маленький, либо это киста эндометрия.
– И что делать?
– Ну, ждём результата ХГЧ, потом по ситуации.
– Спасибо.
Выхожу я из кабинета узи расстроенная, что не получила никакой конкретики. Но уже в машине Платона соображаю, что не могу быть беременной от Кира.
– Она сказала, что это либо киста эндометрия, либо очень маленький срок. Но это киста! – радуюсь я.
– Почему киста? – удивляется Платон и смотрит на меня внимательно, благо мы стоим на красном сигнале светофора.
– Пять недель, да, даже четыре с натяжкой, возможно, а потом мы с Кириллом ругались из-за того, что он проиграл две зарплаты подряд. И как-то не до этого было.
– Ясно. Ну, а если всё же? Какие планы? – спрашивает Платон и я понимаю, что даже не помню, говорила ли я ему о них.
– Нет, точно киста! – радостно выкрикиваю я, тут и о планах говорит уже смысла нет.
Мы подъезжаем к работе и с уст Платона тихо срывается нецензурщина.
– Что случилось? – я оглядываюсь по сторонам машины, думая, что что-то в этом дело.
Заехал на парковку неудачно?
– На вход глянь, – безрадостно просит Платон.
– Что там? – я щурюсь, чтобы увидеть то, что видит Маркелов и не могу понять, но, когда понимаю, у меня в ушах начинает шуметь.
Белов крутится у дверей «Строй-комплекса» и мимо него нам не пройти.
Господи! Ну почему?! За что мне это всё?!
– Посиди в машине, я сам разберусь, – просит Платон, но я отказываюсь, хотя и понимаю, что он хочет как лучше.
– Нет, нет, рубить хвост я буду сама, – говорю я и усмехаюсь от собственных слов.
Какой к чёрту хвост?! Всё напрочь отрублено и даже не кровоточит, но если бы этот хвост не таскался за мной по пятам, я бы бала счастлива.
– Уля! – окрикивает меня Кирилл, едва я выхожу из машины.
Он делает несколько шагов в нашу сторону и падает на колени, едва я беру Платона под руку. Что-то прежде неуловимое доходит до моего сознания, и я часто моргаю, чтобы убедиться, что мне показалось. Нет. Абсолютно точно не показалось. Это гипс.
У Белова на обеих руках гипс и эхом к увиденному слова Платона «Я ему руки переломаю!». Но я не верю или не хочу верить, что Маркелов на это способен.
– Кирилл, уходи, – твёрдо чеканю я, хотя мне и жаль его.
Совсем недавно я видела в нём человека, любимого человека, а теперь меня душит лишь жалость к нему, такая которая не найдёт выхода в помощи. Я не хочу больше ему помогать. Не хочу.
– Идём, у нас работа, – говорит Платон и тянет меня за собой и я согласно иду за ним.
– Уля, стой! – просит, даже умоляет Кирилл и ползёт за мной на коленях. – Уля, девочка моя, прости меня! – кричит мне вслед, тянется этими загипсованными руками и я останавливаюсь.
– Я больше не твоя, ты сделал свой выбор Кир, ты выбрал билеты, – спокойно говорю я и удивляюсь сама себе от того, как на душе спокойно. Даже не екает, а если что-то и екает, то из-за Платона. Из-за мысли что он причастен к этому гипсу на руках Белова.
И получается, что я уже давно не люблю Кирилла. Потому что так просто враз перегореть невозможно. То был самообман и страдала, и терпела я выходки Кира зря. Всё зря!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Спешу зайти в здание сама и тяну за собой Платона. Убегаю от Белова, потому что даже видеть его не хочу, меня всю начинает трясти от его наглости. В лифте уже перевожу дыхание.
– Видимо, без тебя как без рук, – выдаёт Платон и отводит в сторону глаза.
– Что у него с руками? – спрашиваю я.
– В душе не имею понятия. Это не я, – говорит Платон всё так же не глядя на меня и начинает разглядывать матовый потолок лифта.
11
В своём кабинете я час провожу за столом в состоянии осмысления происходящего.
Платон, может быть, и не своими руками, но руки за меня Белову переломал. А Белов что? Меня чуть не изнасиловали кучкой, а он ничего. Только требовал, чтобы я заявление забрала и этих упырей бы отпустили, а безнаказанность порождает чудовищ ещё большего масштаба. Кирилл за меня не волновался, не заступался, а лишь отмазывал своих кредиторов без границ.
Вот и не дура ли я?
Дашки рядом нет, потому и ответа я не получаю, но точно знаю какой он. Дура. Причём полная. И не этот итог выводит меня из ступора, а заглянувшая в кабинет сотрудница.
– Доброе утро, Вик. Что ты хотела?
– Здравствуйте, Ульяна Сергеевна. Я по сто второму кварталу. По договору работы должны были в декабре закончить, там акты вообще были? – говорит она и я хмурюсь, соображая по вопросу.
– Сто второй? Его же уже сдали давно и отчитались, это же в январе было, – отвечаю я.
Ведь точно помню дату, потому что у меня даже выходки Белова ассоциируются с той работой, которую я делала в этот период.
Сто второй был в то время, когда Кирилл вытащил у меня из кошелька последние пять тысяч рублей оставшиеся от отпускных, а до зарплаты было ещё две недели. Эти пять тысяч были мелочью, дальше больше. А я всё прощала и грезила вытянут его из болота, в котором ему при всех раскладах живётся неплохо.
– Нет. В сканах его даже нет и в архивах его нет, я даже всё вручную проверила. Вдруг ошибка какая. У нас по нему проверка, – огорошивает меня Виктория и только тут я включаюсь по-настоящему.
– Странно, но ты иди, я сейчас у себя посмотрю, может и ошибка, после праздников же.
– Тогда в архивах почему нет ничего? – нагнетает тревоги Вика.
– Под столом смотрела? – усмехаюсь я, в слабой попытке разрядить обстановку.
– Нет, а что со столом?
– История такая случилась с одним парнем. Ждал он повестки в армию. В один год не пришла, во второй год не пришла, в общем, нет повестки, и всё тут. Вот и паренёк уже мужчина двадцати семи лет, возраст призыва давно минул, пора бы и военный билет получить. Приходит несостоявшийся солдат в военкомат, поднимает кипишь, не могут карточку на него найти. Искали долго, не нашли. Как-то там справили парню военный билет, и только спустя несколько лет выяснилось, что дело его и ещё нескольких счастливчиков подпирало ножку шатающегося стола.
– У нас в архиве нет стола, – убито произносит Вика, даже уголком губ не выдав улыбки.
– Может, под шкафом? Иди, я сейчас всё найду, у меня черновики были, а потом в архив схожу.
Вика уходит, и я набираю Кольцова. Он сразу принимает вызов, но на мой звонок не отвечает. В динамике доносятся его смешки вперемежку с женским, отдалённо знакомым.
– Яр, у нас проверка! – ору я в трубку, в надежде получить внимание Кольцова, что окучивает в этот момент очередную девицу или же уже окучил и у обоих эйфория.
От моих слов по ту сторону воцаряется тишина.
– Какая проверка? Почему я не знаю?
– Сама только узнала, мне Вика Аврамова сказала. Вся в мыле доки найти не может. По сто второму кварталу, капремонт в декабре ещё завершился, я в январе все акты сделала. Аврамова найти не может, говорит ни сканов нет, ни в архивах. Что делать?