– А ты у себя посмотри, договор она нашла?
– Я не знаю, но что-то говорила про него.
– А Маркелов чего молчит? – спрашивает, словно в пустоту и отключается.
Я не звоню Платону, он то уж точно в курсе и Вику он припахал, обойдя меня стороной. Погружаясь в поиски нужной паки с черновиками, я её быстро нахожу. Пробегаюсь глазами по списку работ. Все сметы, акты приёмки подписаны, всё, что нужно есть. Не оригиналы, но и проверка нам не страшна. Не понимаю, почему в архиве Вика ничего не нашла, да и у меня всё отсканированно. Отправляю всю папку документов в печать, а сама иду в архив, сталкиваюсь там с Платоном.
Он уже и пиджак снял, рукава по локоть закатал и перебирает папки с документами.
– Как успехи? – интересуюсь я, хотя по хмурому лицу Платона ясно что не очень.
– Уль, занимайся работой, не надо в это лезть, – просит Маркелов и даже не поднимает на меня своих светлых.
Даже в таком деле старается меня оградить от проблем.
Я подхожу ближе, и подпираю спиной стеллаж, Платон всё же бросает на меня взгляд, а я смотрю на его губы. Мне он всегда нравился, но так как сейчас никогда не хотелось его поцеловать.
– Сто второй квартал. Два дома по пять этажей, каждый на девять подъездов. За январь прошлый год смотрел? – спрашиваю я и прикусываю губу, борясь со своим желанием. – Могли туда сунуть по привычке.
Маркелов всё понимает, считывает на раз моё спонтанное желание, но не верит, даже поддаётся чуть вперёд, чтобы заглянуть мне в глаза, хотя между нами и так минимум расстояния, а его взгляде недоумение, в очередном шаге в мою сторону решимость. И когда наши губы так близко, а сердце колотится и на свободу просится, Кольцов влетает в архив и словно полоумная бабка вопит, что нас всех теперь посодят.
– Нет, – отвечает на мой вопрос Платон и отступает к стеллажу, где всё за две тысячи девятнадцатый год.
– Вы чего тут? Милуетесь? – спрашивает Яр, когда мы вместе с Платоном не сговариваясь одариваем его «дружелюбными» взглядами.
Такой момент нам испортил, а у самого на воротнике рубашки след помады отпечатался.
– Ищем документы, а ты почему здесь?
– Мне Соколова позвонила, сказала проверка.
– А мне не позвонила, – замечает Платон и вытаскивает папку с нужными документами, но убранную как я и думала по ошибке не под тот год.
Это же извечная проблема каждого нового года. Ты ещё живёшь в прошлом и умудряешься чуть ли не до конца января писать не те даты.
– Аврамова не могла узнать раньше тебя, – парирую я.
– Ну всё? От пятой точки отлегло? – уточняет Яр и не дождается нашего ответа. Разворачивается к выходу на пятках и ыстро уходит, желая нам миловаться дальше, любезно прикрыв за собой дверь в архив.
Но момент уже упущен, адреналин, подбивавший меня на спонтанный и необдуманный, даже неуместный поступок, потерял свою силу. Как-нибудь. Потом. Но обязательно.
– Ты делала, – говорит Платон, просмотрев документы.
– Да. И я всё нашла у себя, хотела тебе сказать, но не успела.
– Угу, разглядывала мои губы, – бубнит Платон, прижимая подбородком часть бумаг к груди.
– Что? Нет, тебе показалось. А по какому вопросу проверка? – перевожу я спешно тему разговора, а сама отступаю к двери.
Платон пристально на меня смотрит и едва улыбается, снова отвлекаясь на документы.
– Некая Гулиева В. А. считает, что мы обманным путём разжились народными деньгами. Накатала на нас двадцать три заявления во все инстанции и в прокуратуре отметилась. Им проще проверку инициировать и ничего не выявить, чем доказывать ей что мы честно выполнили капитальный ремонт и отчитались не то что за каждый рубль, а даже за каждую копейку.
– Осень, – пожимаю я плечами и выхожу из архива.
– Я к тебе зайду, – предупреждает Платон и переводит взгляд с моих глаз на мои губы.
Ну вот.
Не успела расстаться с одним, уже с другим.
И кто я после этого? Что про меня подумает Платон? Нет, конечно, он будет рад зелёному свету, но рано или поздно мой лёгкий переход из одних отношений в другие даст о себе знать. Особенно если учесть что Маркелов ревнив.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
12
Платон приходит ко мне, как и обещал, но ему явно уже не до моих губ.
– Ты распечатала? – спрашивает он о документах, оставаясь на пороге моего кабинета.
Вид у него встревоженный и мне эта тревога передаётся словно вирус, по воздуху.
– Да, – отвечаю не сразу.
– Давай мне, – просит Платон.
Я бегу принтеру и убираю распечатку в папку, чтобы передать Маркелову. Краем глаза вижу, как он лезет в карман и достаёт из портмоне деньги. Подхожу к нему и между нами происходит странный обмен. Я отдаю Маркелову папку, он пихает мне деньги.
– Это что? – интересуюсь я, осторожно беря две тысячные купюры.
– Деньги на такси. Я сейчас в прокуратуру, не знаю сколько продержат, успею тебя забрать или нет, – отвечает Платон, снова просматривая документы, только теперь их копии.
– Сейчас даже не обед, если там ерунда, тебя же не станут там шесть часов держать?
– Угум, – кивает Платон, я даже не уверенна, что он понял, о чём я спросила. – Флешка есть?
– Да, было несколько штук, – сжимаю деньги в кулаке и возвращаюсь за стол.
– Скинь ещё на флешку сканы, – просит Платон и стоит на месте.
Значит, это нужно прямо сейчас, и я тороплюсь выполнить его просьбу.
– Ты же сказал, что это простая проверка, – снова говорю я, роясь в ящике стола в поисках флешки. – К чему так долго тебе быть в прокуратуре?
– Проверка простая, но я хочу всё решить, как можно скорее. У нас так-то тендер на носу. Мне с прокурорскими сейчас разборки не нужны, – объясняет Платон.
Я нахожу флешку, скидываю всю папку с документами по сто второму кварталу туда и подхожу к Платону.
– Не волнуйся, к ужину я точно вернусь, – говорит Платон с улыбкой глядя мне в глаза и очень медленно забирает у меня из руки флешку.
Я нервно сглатываю и тренирую свою силу воли, удерживая взгляд на светлых глазах Платона.
– И хлеба купи, – быстро просит Маркелов, словно выводит меня из ступора.
– Ладно, – киваю я, когда за Маркеловым уже дверь закрывается.
Глубокий вдох. Ещё один. Нужно как-то продержаться хоть недельку. А ещё лучше две. А кто знает? Какие там нормы перехода из одних отношений в другие? День – это совсем мало. Два тоже смешно.
Мама очень негодовала со своими подругами, когда у нашей соседки умер муж, а через два месяца та уже начала жить с другим мужчиной. Год они перемывали на нашей кухне кости непутёвой вдовы. Считали, что она должна была страдать и рыдать на могиле, а не строить личную жизнь. Угомонились только когда та разродилась хорошеньким синеглазым мальчишкой.
Белов, конечно, не умер и траур по нему носить я не обязана, но сдаваться так просто Маркелову тоже странно. И откуда это спонтанное желание взялось?!
Злясь на саму себя, я отправляю Дашке сообщение с предложением пообедать вместе в столовой. Она могла наставить меня на путь счастья и оправдать мой поступок чем угодно, требуя сойтись с Платоном как можно скорей.
В обеденный перерыв встречаюсь с Дашей в очереди буфета. Она так удачно стоит крайней, что я пристраиваюсь сразу за ней.
– Ты чего это в буфет? Разбогатела? – интересуется подруга, когда я ставлю на поднос не только компот за двадцать, но и самый дорогой салат из всех, что есть на выбор.
Целых семьдесят шесть рублей за стограммовую порцию глухариного гнезда.
– Мне Платон дал денег на такси и хлеб. Две тысячи. Не знаю, на чём у нас можно десять километров за такие деньжищи проездить. Зарплата уже в пятницу, доложу, если что, – оправдываюсь я, сомневаясь тут же, что Маркелову взбредёт в голову забирать у меня сдачу.
– Сам бог велел гульнуть, да? – усмехается Романова и движется вперёд, выглядывая хищным взглядом аппетитные блюда в лотках.