– Ага, биться, – смеётся Платон.
Он поднимается с места и заглядывает в шкафчик. Достаёт оттуда коробку конфет, от вида которых у меня загораются глаза. Если бы я знала, что там такие лежат без дела, я бы давно их спрятала, как котёнок Гав спрятал котлету.
– Любишь такие?
– Спрашиваешь! Мои любимые, – подтверждаю я.
– Да, я помню, – улыбается Платон.
– Хм, откуда? – про конфеты мы точно не говорили.
– Наблюдал за тобой на корпоративе. Ты тогда все рафаэлки вытаскала, такая гора фантиков, – со смехом вспоминает Платон мою конфетную манию.
– Ужас какой, так стыдно, – краснею я.
– Да брось, кто-то налегал на вино и текилу, кто-то на конфеты, я вот на тарталетки с копчёным лососем. Каждому своё. Устроим домашний кинотеатр?
– Давай, – соглашаюсь я и мы идём в гостиную, устраиваемся рядышком на диване.
Платон с моего согласия быстро определяется с выбором. Решаемся смотреть «Адский ад», оба же понимаем, что вскоре фильм всё равно станем фоном, так что не особо важно какой.
– Кажется, это что-то вроде чёрной комедии, – предполагает Платон, приглушая свет с пульта.
– Любопытно, я таких ещё не смотрела.
Мы оба замолкаем, пьём кофе, и Платон любезно открывает для меня конфеты одну за одной. На экране неспешно развивается сюжет и даже как-то скучновато, кружки опустели, конфеты закончились. Вроде бы можно и к попытке поцелуев вернуться, но в фильме происходит неожиданный поворот сюжета.
Такой неожиданный, что я подпрыгиваю на диване.
– Как так-то?! Он же главный герой! Как он без ноги теперь будет выбираться?! – возмущаюсь я, потому что в моём понимании спасение главгера теперь просто невозможно.
– Безвыходных ситуаций не бывает. И потом, в аду несладко, – смеётся Платон.
– Ну да, он даже если верёвки сможет развязать, всё равно не убежит. Как? Прыгать будет? Далеко не ускачет, его поймают.
– Спорим, будет счастливый финал? – предлагает Платон и с лукавой улыбкой протягивает мне руку.
– Давай, – смело жму руку Маркелову, и внимательно теперь уже смотрю на экран огромного телека.
– Даже не спросишь, на что спорим? – поражённо интересуется Платон.
– Я знаю, что ты ничего ужасного не потребуешь, да и к тому же ты проиграешь, – уверенно заявляю я. – Всё! Не мешай смотреть!
Платон смеётся и вытягивается на диване подложив под голову подушку, притягивает меня к себе на грудь. Я устраиваюсь поудобнее, на боку между Платоном и спинкой дивана. Так уютно и спокойно, несмотря на то что на экране жутковатенький фильмец и мало смахивает на комедию, даже на чёрную.
Я досматриваю фильм до самого конца, и не понимаю какой же финал. Герой вроде бы как спасся, но всё равно над ним нависла угроза, а заодно и заявка на вторую часть ужастика для зрителей.
И не могу к тому же спросить у Платона, как он считает, выиграла я или проиграла. Устал на работе и крепко уснул спустя пять минут после того, как прилёг, даже до поцелуев не дошло.
Под титры я размышляю уйти мне или остаться спать вместе с Платоном. Решаю остаться здесь, но нужно всё равно встать, убрать со стола на кухне. А главное, смыть косметику с лица, иначе утром буду похожа на Квазимодо.
Так удобненько легла, а вот выбираться очень сложно, ведь нужно не разбудить спящего.
У меня получается приподняться, но при переносе ноги на край дивана я задеваю ногу Платона. Замираю, глядя на лицо Маркелова, медленно открывающего сонные глаза. Я не шевелюсь. Есть ещё маленькая надежда что он снова уснёт крепким сном, но нет. Платон потирает лицо рукой и приподнимается так, что я вынуждена сесть на него сверху, иначе упаду.
– Ну вот, разбудила тебя, – огорчаюсь я.
– Чем закончилось? – интересуется Платон зевая и бросив взгляд на всё ещё идущие титры.
– Он выжил, значит, я проиграла, – признаю своё поражение и сразу хочу спросить, что проиграла, но Платон опережает.
– Тогда с тебя сон со мной, – озвучивает Платон, потирая свои сонные глаза.
А он такой милый в этом состоянии. Я хоть и живу в его доме уже третью неделю, а всё равно таким ещё не встречала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И всё? Я и так собиралась, только хочу со стола убрать и умыться, – признаюсь я.
– Ну раз тебе мало, тогда забиваешь на всё что только что перечислила, и мы идём спать, голыми, – говорит Платон и снова зевает.
Я его разбудила, но он явно заснёт снова, если ляжет поудобнее. Это очевидно, но я всё равно уточняю, чувствуя, как розовеют мои щёки.
– Просто спать?
Платон кивает и подталкивает меня рукой, направляя, чтобы я с него слезла.
Я встаю на ноги, на автомате прихватив кружки и собираю фантики в коробку.
– Чёт устал как собака, – оправдывается Платон, еле поднимаясь с дивана.
– По тебе видно, – подтверждаю я.
– Да оставь, – просит Платон и забирает у меня кружки.
– Но умыться всё рано надо, а то утром буду бабой Ягой, да и вредно это, – настаиваю я.
Платон соглашается устало кивнув и провожает меня до ванной.
– Подожду здесь, а то усну без тебя, – бубнит он и подпирает спиной стену коридора.
Так быстро я ещё никогда не умывалась. Тороплюсь, опасаясь, что Платон начнёт спать без меня прямо у стены или вовсе свалится на пол, а я его потом не подниму. Выхожу из ванной комнаты и встречаюсь с Платоном взглядом.
– Так ты ещё красивше, – еле говорит он, можно подумать, что пьян.
– Пошли скорей, а то ты на ходу засыпаешь, – улыбаюсь я и уже сама веду Платона в комнату.
По привычке в свою, но Платон даже засыпая соображает лучше меня и корректирует наш путь, уводя меня к себе.
– Должен тебе признаться, – начинает трагическим голосом Платон и выражение лица у него такое же.
– В чём? – тихо спрашиваю я, ожидая открытия какой-то страшной тайны.
– Я сплю в трусах, пижамы у меня нет.
– Не противоречит твоему выигрышу в споре, – улыбаюсь и выдыхаю я, а то услышать после просмотренного ужастика какую-то страшную тайну мне хочется меньше всего.
В тусклом свете Маркелов кое-как скидывает с себя рубашку и брюки, я раздеваюсь быстро и забираюсь под одеяло. Платон доходит до кровати чуть позже, выключив свет и потратив время ещё на телефон. Укрывшись одеялом, прижимает меня к себе крепко, и освободительно вздыхает.
Так вздыхают люди, которые только что поняли, что теперь у них всё будет хорошо.
14
Мы засыпаем вместе и просыпаемся вместе. Одновременно. Лицом к лицу. Нас будит яркий свет, что пробивается сквозь незакрытые жалюзи. Сонные глаза Платона в этих лучах солнца завораживающе белые с едва различимой голубой паутинкой узора на радужке.
Мы так смотрим друг другу в глаза и улыбаемся одновременно. Словно мы отражение друг друга.
– Я придумал что ты мне проспорила, – неожиданно тихо произносит Платон.
– В смысле? Я уже с тобой рассчиталась, ты заказал совместный сон, – усмехаюсь я, а саму потряхивает от любопытства и в животе щекотно от него же.
– Значит, нужно снова поспорить, – вздыхает Платон и поворачивается на спину, глядит широко раскрытыми глазами в потолок.
– Спор дело спонтанное, так просто не придумать. А на что спорить будем? – интересуюсь я и ложусь на спину, чтобы и в потолок мы смотрели вместе.
– Это секрет, если я скажу, то ты и спорить со мной не захочешь.
– Спор без объявленной стоимости дело опасное, но с тобой я, пожалуй, рискну, давай поспорим, что мы проспали? – предлагаю я и снова ложусь набок, только теперь подпираю голову рукой.
Мне нравится изучать сонное и такое безмятежное лицо Платона. Я смотрю на него и словно привыкаю видеть его в таком состоянии каждое утро.
– Тогда спорь, что не проспали, потому что мы проспали, – вздыхает Платон. – Мне выгодно, чтобы ты проиграла.
– Значит, спорим, что мы не проспали, – соглашаюсь с улыбкой, и Платон тут же подрывается с кровати.