Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

его величие. При переходе через мост, отделяющий сословный быт от бессословной среды, русский человек разбрасывает весь нравственный и политический багаж, нажитый трудами поколений, и делается гражданином какого‐то отвлеченного государства». В этих рассуждениях подчеркивается и связь между патриотизмом и сословностью: «Любовь к Отечеству и преданность престолу, являясь необходимым сословной жизни, если не отсутствует вполне, то составляет лишь случайный и ничтожный элемент в жизни бессословной интеллигенции»[1022]. К сожалению, уже возникли серьезные противоречия между возможностью дворянства заниматься служебной деятельностью (которую организовывало правительство) и выполнять ими свои традиционные, общественные (т. е. чисто сословные) обязанности. Так, дворянство после реформ 1860‐х — 1870‐х годов не могло уже в прежнем объеме и качестве вернуться в деревню, в поместную среду, вследствие чего важнейшая дворянская функция — быть вместе с духовенством организаторами культурной жизни в широком смысле этого слова, не могла быть реализована. Поэтому, несмотря на желание и готовность императора Александра III решать сословную проблему в положительном ключе, многое в этой области было уже безвозвратно утрачено. Во всяком случае, «сословно‐бытовые особенности» в значительной степени стали к началу XX в. лишь предметом внутренней жизни дворян, как, впрочем, и сословно‐бытовые особенности представителей всех других сословий. Сословия как бы замкнулись, каждое внутри собственного сословного мира, и даже уже — внутри отдельной семьи, отдельного человека. Служебная же деятельность дворян, как и купцов, духовенства и крестьян, не позволяла этой деятельности (как в прежние времена) быть сословно мотивированной; она стала абстрактно служебной. Разрыв сословных миров, их искусственное отсоединение друг от друга, которое было инициировано Великими реформами 1860‐х — 1870‐х, превращало сословный мир России в этнографический музей, который предназначался для одного единственного посетителя — интеллигенции, сохранившей свою идентичность как на уровне бытовом, так и на уровне профессиональном.

Однако революция 1905 г. в значительной степени повлияла на дворянское сословное самосознание. Дворянство в какой‐то степени просыпается, да и власти были вынуждены проводить теперь более определенную традиционалистскую политику. Император Николай II с симпатией отнесся к попыткам дворянства создать общероссийский корпоративный орган («Объединенное дворянство»), как и со стороны простого народа — массовую общественно‐политическую всесословную организацию «Союз русского народа». С другой стороны, в реформе, доверенной и проводимой П. А. Столыпиным, разрушались сословные границы в сфере местного самоуправления; разрушалась (в перспективе) крестьянская община (основа крестьянской сословности); укреплялся авторитет политических партий в ущерб общественных движений и организаций. Здесь, как никогда еще за весь имперский период, царь должен был быть искренним и открытым в своем личном религиозном благочестии, чтобы не быть неправильно понятым за непопулярные решения антитрадиционалистского характера (отсюда его глубокая церковность и поддержка многих церковных прославлений). Дворянство на какое‐то время сумело воспрянуть после революции 1905 г., сплотиться и создать общероссийский дворянский общественный орган «Объединенное дворянство». В рамках его произошли важные события, касающиеся осмысления лучшими представителями дворянства своего места в современной России, как и возможностей сохранения традиционных, в том числе сословных ценностей.

Начнем с разбора тех споров, которые развернулись в дворянской среде после революции 1905 г., открывшей дворянству новую крестьянскую Россию, полную противоречий и социальных страстей, о чем свидетельствовали массовые поджоги помещичьих имений в разных концах страны. Как бы мы ни оценивали участников и организаторов этих поджогов, но одно очевидно — они шли из крестьянской среды. Пусть это была революционная активность далеко не всей деревни, но всё же — деревни, хотя и некоторой только части сельского мира. И государственная власть правильно оценила происшедшее, как клубок накопившихся противоречий на селе, разных по характеру и выражению, но требующих активного государственного вмешательства. Экономисты бьют тревогу в начале 1900‐х годов: «Мы накануне беспорядков, но уже не на юге, и не жидовских, а против своих, которые „хуже жидов“. Эти ростовщики из русских крещенных, плод буржуазных преобразований в России последних пятнадцати лет»[1023]. Русский ростовщик описывается в этих работах не только как алчный накопитель денег, но как машина, разрушающая здоровую экономику, семью, народную нравственность, религиозное чувство, основы общественной собственности, уважение и авторитет власти. «Неужели ждать громов небесных и труб архангелов? — восклицает один из авторов, — Какие зверские люди создаются при таких условиях! На Россию надвигается экономическо‐кулацкий строй!»[1024]. Исследователи подчеркивают, что ростовщик захватил важнейшие узлы народной экономики. Так, аренду он превратил в кредитную операцию и кабальными кредитами опутал сельского обывателя[1025]. Современные исследователи не только подтверждают данные описания русской деревни на рубеже веков, но позволяют в целом представить более определенную картину ростовщического произвола. Особенно значительным было участие этой категории предпринимателей в хлебной торговле, которая давала стране третью часть доходов национального бюджета в доле национального экспорта[1026]. Как отмечает Т. М. Китанина, переход к господству мелкого торгового капитала, где и концентрировался скупщик зерна, произошел в последней трети XIX в., и объяснялось это быстрым развитием железнодорожного строительства[1027]. При этом скупщик разрушал здоровую среду предпринимательства и способствовал разорению даже многих купцов‐миллионщиков: «Переход части зажиточного крестьянства к предпринимательской деятельности в результате личного освобождения, новые явления в модернизирующейся экономике (строительство железных дорог, техническое оборудование портов, развитие кредита и т. д.) привели к децентрализации торговли и появлению качественно нового института скупщика. Не только в центральных районах, но и на периферии крупный капитал уплывал из торговли, один за другим сходили со сцены торговые купеческие дома с миллионными оборотами»[1028].

Собственно, столынинская реформа назревала и готовилась еще до революции, поскольку по инициативе императора Николая Александровича незадолго до революции была проведена специальная работа по выяснению уровня развития крестьянских хозяйств. Следует подчеркнуть, что инициатива «столыпинской реформы» принадлежала лично царю Николаю II[1029], П. А. Столыпин же был избран лицом ее разработавшим и проведшим в жизнь. В 1902 г. создается Особое Совещание, которое начинает целенаправленно заниматься сбором информации о нуждах этой отрасли. В связи с этим шел поиск конкретных путей решения проблем, причем с учетом реальной жизненной ситуации, а не надуманных в кабинетах реформ[1030]. По всей стране создали 600 комитетов от уездных до губернских и перед ними были поставлены задачи внесения практических предложений по реформам в сельском хозяйстве. Этой работе мешали не только революционеры‐бомбисты, но даже правые консервативные силы, которые хотели получить положительные результаты все и сразу[1031]. Тем не менее именно эта предварительная работа, проведенная по инициативе царя, позволила выяснить картину мнений в отношении крестьянской общины, ее нужности, полезности, перспективы. В большинстве комитетов было высказано осторожное отношение к судьбе общины, и потому царь не решился на этом этапе начать форсированные реформы. Однако наступившая революция 1905 г., стихийно вовлекшая крестьянство в бунты, протесты в виде массовых поджогов