Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

замена произошла до революции 1917 г., хотя сословность, как важнейшая характеристика традиционности, официально не была отменена. Уже до революции главным врагом революции и революционеров (а с их подачи — и главным врагом народа) стала «буржуазия» («буржуи»), включавшая в себя разные социальные группы, в том числе дворянское сословие. Конечно, поначалу это был «книжный враг» — враг марксистов и большевиков, — явившийся из недр марксистской теории, своего рода антипод прогрессивного и революционного «пролетариата». Но уже первые революционные столкновения 1905 г. смогли превратить это кабинетное понятие во вполне реальное, жизненное явление, понятное всем людям, жаждущим революционных перемен в стране.

Важно заметить, что в этот период (1905–1917) на первый план выходят несколько внесословных групп — буржуазия, интеллигенция и пролетариат, и они начинают каждая по‐своему поглощать сословные группы. За борьбу с «буржуазией» становятся ответственными радикально‐революционные силы; они наполняют это понятие необходимым социальным и идеологическим контекстом для манипуляции общественным сознанием. Интеллигенция в этом случае сама стремилась к поглощению самых разных социальных сил, чтобы расширить и укрепить свою социальную базу. Именно либеральной интеллигенции, а не радикальным революционерам удалось в феврале 1917 г. отстранить царя от власти и создать Временное Правительство. Однако очень скоро интеллигенция— с помощью идейной работы большевиков вошла в пресловутое число «буржуазии» и была свержена с пьедестала. Причем ей оставалось помалкивать при большевиках (чтобы выжить) о своей роли в буржуазно‐демократической ревоюции. Пролетариат, при всей его малочисленности и социальной бесформенности, только после прихода большевиков стал оформляться в нечто цельное и монолитное, быстро поглощающее сословные миры, сохранившиеся от дореволюционной России.

Известный еще с дореволюционного времени правдолюбец В. Г. Короленко в письме к А. В. Луначарскому, датированному 4 сентября 1920 г., возмущается тем, что слово «буржуазия» стало у большевиков жупелом для расправы над всеми инакомыслящими: «Почему же теперь иностранное слово „буржуа“ — целое, огромное, сложное понятие — с Вашей легкой руки превратилось в глазах нашего темного народа, до тех пор его не знавшего, в упрощенное представление о „буржуе“, исключительно тунеядце, грабителе, ничем „не занятом, кроме стрижки купонов“?»[1059]. Короленко выносит большевикам обвинительный приговор: натравив народ на капитализм и буржуазию, вы разграбили и уничтожили народное достояние; разрушили фундамент, на котором можно было продолжать строить и возводить новое. Большевики обманули как рабочих, так и крестьян, и их ждет только один еще не завоеванный фронт — «враждебные силы природы». Ленин был очень раздосадован этими откровениями писателя.

Впрочем, судя по всему, большевики не хотели смешивать в одно целое интеллигенцию и буржуазию, считая первую хотя и «гнилой», но все же своей силой. Отсюда экивоки Ленина на Л. Н. Толстого и терпимое отношение к Короленко, и прямо‐таки гуманное отношение к гуманитарной интеллигенции, высланной из страны на «философском пароходе» в 1922 г.[1060], а не перестрелянной в застенках ЧК. По этой же причине интеллигенция не была включена в перечень антиреволюционных, традиционалистских сил в ноябрьском декрете 1917 г., отменявшем сословия и особые обращения, связанные с социальной иерархией. Причина этого в одном: сама верхушка революционеров‐большевиков принадлежала к той самой интеллигенции, которая на словах критиковалась и осуждалась.

Рассматривая вопрос о содержательной стороне сословности, следует особое внимание обратить на связь ее с этничностью. Здесь тоже происходили крайне интересные процессы. Этничность возникает из отношения человека как представителя этноса к земле, которую этнос населяет. Как только земля становится родной, священной, своей, так сразу у этого сообщества единоверцев возникает этническое чувство, готовность жить здесь и защищать эту землю. Сословия возникают из разнообразной специфики служения государству. Государство — это не земля, не почва, не какая‐то органичная, природная среда; всё в нем носит рукотворный характер, и потому служение государству, в отличие от служения земле, есть, с одной стороны, процесс механический (неорганический), с другой — социальный, личностный, а в целом — личностно‐механический. Это не выращивание чувства, а выковывание его, в связи с чем само чувство, как этническое, так и сословное, приобретает или органическую, или механическую природу. В одном случае чувство будет реагировать на солнце, свет и тьму, холод и жару, ветер и тишину; с другой стороны — на звон щитов, удары мечей, движение плуга по земле при пахоте, звон монет, церковный звон, и здесь — на слова присяги, клятвы, на устав и правило, на канон и порядок. Чувство, привыкшее внутри этнического бытия реагировать на неорганический порядок, живет уже в рамках сословного бытия. Такова особенность существования традиционного мира как такового. И если считать традицию способностью к воспроизводству всего человеческого бытия, то за счет существования этого механизма можно объяснить как природные, так и механические процессы. Природа, как самовоспроизводящая система жизни, являет нам образец существования традиции как механизма «от Бога», объективного по своему характеру, по подобию которого должно строиться и человеческое бытие, которое совсем не является частью природы, как думают те, кто разделяет взгляд на происхождение человека от обезьяны и в целом на эволюционную теорию происхождения жизни.

Когда мы говорим о традиции, мы имеем в виду определенную умозрительность, механизм как таковой, подобный тому или иному физическому закону. Но, тем не менее, традиция, как и природа в человеческом обществе — это объективная реальность, это фактор вполне определенных процессов и движения. У человеческого общества есть, конечно, частичка чисто природного начала, которую мы видим, например, в деторождении. Но даже здесь Бог отделил человека от природы, потому здесь много исключений из правила, не позволяющих говорить о существовании слепой системы воспроизводства жизни среди людей. Она явно зрячая, если у людей есть монашество (как положительный элемент исключения из правил) и есть в современном мире огромное число людей, которые совершают аборты или применяют контрацептивы, чтобы не забеременеть (как отрицательный элемент исключения из правил).

Этническое чувство — это наша неразрывная связь с освященным природным миром, но связь не эволюционистского характера, когда мы вырастаем постепенно от простого к сложному, и где‐то на вершине эволюции становимся людьми. Наша природная связь, благодаря этническому чувству, совершенно иная: она символическая, и главным символом нашего единения с природой является религия, вера, Церковь. Впрочем, даже в ту пору, когда Церкви еще не было создано, всё равно религиозная связь являлась главным символическим маркером этого единения. В Православной Церкви, в христианстве церковная идея поднята на небывалую высоту, на которую человечество никогда не поднималось. И одним из важнейших следствий этого высокого положения Церкви является процесс одухотворения природы, возвращение ее в некоторую меру «райского состояния». Этничный человек в любом религиозном обществе готов защищать свою землю ценой жизни, но в христианском обществе эта земля, как Родина и Отечество, составляет