Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

воду

И копает колодец.

Видя иссохшую землю, он знает,

Что вода еще далеко.

Видя грязь, которая становится все влажнее,

Он знает, что вода уже близка.

Царь Врачевания!

Ты воистину должен знать:

Те, кто не слушает Сутру о Цветке Дхармы,

Очень далеки от знания Будды.

Если же они будут слушать эту глубокую Сутру,

Которая определяет для «слушающих голос» Дхарму,

Если, прослушав эту Сутру,

Которая царь над всеми другими сутрами,

Они будут усердно размышлять об услышанном,

То, ты воистину должен знать:

Эти люди уже приблизились к мудрости Будды!

Если человек проповедует эту Сутру,

То воистину он входит в обитель Татхагаты,

Надевает одежды Татхагаты

И садится на место Татхагаты!

Он без страха приближается к людям

И широко проповедует им Сутру,

Различая их по способностям.

Великое сострадание он делает своей обителью,

Мягкость, спокойствие и терпение —

Своим одеянием…

Джанги замолчал, оглядывая подошедших паломников, монахов и повторил: «Да, своим одеянием!»

Люди эти догнали нас, чтобы, видимо, схватить, но сразу не стали это делать, а принялись слушать черного монаха, сверкающего своим единственным глазом и ослепительно белыми зубами. И тот вдохновенно продолжал:

Учение, что дхармы пусты —

Своим местом.

Опираясь на это, проповедуй Дхарму!

Если во время проповеди этой Сутры

Найдутся люди, которые будут злословить,

Поносить тебя, избивать мечами,

Палками, камнями,

Думай о Будде и будь воистину терпелив!

В тысяче, десяти тысячах, коти[376] земель

Я выявляю мое чистое неразрушимое тело

И неисчислимые коти кальп

Проповедую Дхарму живым существам.

Пришли сюда и слуги вместе с каким-то важным господином, и они тоже слушали.

Собирать их вместе

И побуждать слушать Дхарму.

Если какой-нибудь человек захочет со злостью

Напасть на них с мечами,

Палками или камнями,

Я направлю тогда посланцев в облике человека,

Которые будут защищать их.

Если человек, проповедующий Дхарму,

Будет в одиночестве пребывать в уединенном месте,

В котором царит покой,

Где не слышно человеческих голосов,

И будет читать и декламировать эту Сутру,

Тогда я выявлю перед ним

Мое чистейшее и сияющее тело.

Все взгляды были устремлены на сухопарого жилистого черного монаха в потрепанной застиранной одежде, которая еще и намокла от мокрого исподнего, на его посох из красного сандала. И он продолжал:

Этот человек будет с радостью

Проповедовать Дхарму,

Разъясняя ee без препятствий,

Так как будды будут охранять его

И помнить о нем.

И он приведет к радости великое собрание!

Тот, кто приблизится к этому Учителю Дхармы,

Вскоре достигнет Пути бодисатвы.

Тот, кто прилежно учится у Учителя Дхармы,

Увидит будд, бесчисленных,

Как песчинки в Ганге.

И Джанги умолкнул. Но лишь на мгновенье. Вынув из мешка раковину, он приложил ее к толстым губам и затрубил так, что дрожь пробежала рябью по лицам собравшихся. И они ему поклонились. А кто-то сказал: «Уж не Царь ли Врачевания сам явился?» И я подумал, что Джанги удачно выбрал именно это место из великой сутры. Ведь и у Царя Врачевания, бодисатвы, лик был темно-синий. По крайней мере, таким его иногда изображают. И Джанги поклонился им в ответ. Поклонился и я. И, сопровождаемые почтительными репликами и даже восхищенными возгласами, мы пошли своей дорогой.

«Почему ты выбрал именно это место сутры?» — спросил я, когда мы ушли на значительное расстояние и вошли в проход между горами, где поблизости возвышается ступа Ашоки. «Клянусь зубом Будды, я больше ничего не знаю из „Лотосовой“, — ответил Джанги. — Выучить про Царя Врачевания мне посоветовал один слепой бхикшу в Кашмире». — «Слепой?» — «Да. Когда мы с ним заговорили, он спросил, каков я обликом? Я ответил, что без глаза и иссиня-черен. Тогда он и посоветовал мне знать назубок эту гатху. И она меня не раз выручала. И я благодарен тому прозорливцу слепцу».

Пройдя между гор, мы оказались у разрушенного монастыря. Но там нашлась келья, где мы и заночевали, слушая подвывания шакалов и уханье сов. Утром путь привел нас к другой ступе Ашоки, которая в дни праздника, как нам сказали, светится, а с неба на нее падают цветы. Здесь исцелилась женщина, больная проказой. Она молилась, убирала мусор и нечистоты и рассыпала цветы, а с озера принесла лотосы и тоже устелила им землю, и тогда ее проказа исчезла, а сама женщина стала красива и благоуханна, как лотос.

«Мне кажется, — сказал Джанги, выслушав эту историю от местного монаха, — и я уже благоухаю лотосами после купания». Монах потянул носом и поморщился. «Что, нет? — спросил Джанги. — Да, я не женщина». — «Ты купался в Элапатре? — спросил монах. — И не утонул?» — «Освежил знание „Лотосовой“». — «Ты коснулся четвертого сокровища, — сказал старый монах, тряся лысой головой. — Татхагата говорил: Вот четыре махараджи, стерегущие четыре великих сокровища: Пингала в Калинге, Пандука в Митхиле, Элапатра в Гандхаре и Шанкха в Варанаси». — «Ради этого стоило сбивать ноги», — ответил Джанги. «Лишь бы потом не потерять голову», — заметил монах, тряся головой. «Что такое ты говоришь?» — вспыхнул Джанги. — «Как? Разве вы не знаете, что Татхагата, будучи здесь бодисатвой в облике царя Чандрапрабха, принес жертву, отрубив себе голову? И хотя ты не бодисатва, но — береги голову», — сказал монах, и его лысая голова на жилистой шее всё тряслась, как некий плод под ветром. «А ты свою, как видно, не уберег, — бросил на прощание Джанги. — И знай, мое имя — Айдхабхарт аджмасья. Разве твои наветы заставят свернуть Воина пути?» И он засмеялся, показывая крепкие зубы совсем не пожилого человека. Эти сверкающие белизной зубы, хотя и с большой прорехой в верхнем ряду, по моим наблюдениям, многих озадачивали и заставляли внимать словам, перелетающим подобно птицам такие снеговые вершины, с особым чувством. Образ Джанги двоился, как та роспись на ступе. Был он почти стар и в то же время молод.

Я начал порицать его за грубость, но Джанги отвечал, что сам, как четырехглазая собака огнепоклонников, видит смерть и нечего ему заговаривать дорогу.

«Но ты хотя бы оказал почтение стенам монастыря, в котором писал книги Кумаралабдха, светильник мира, патриарх Дхармы». — «Почтение Кумаралабдхе! — воскликнул Джанги, останавливаясь и, обернувшись к монастырю, кланяясь. — Но не монахам,