Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

правителя. И случилась катастрофа. Махиракула взорвался. Давать ему в наставники жалкого прислужника?! И он велел по всем Пяти Индиям громить буддийские монастыри и прогонять монахов. Он направил в соседнее царство Магадху, где правил Баладитья, почитавший Будду, войско. Баладитья с людьми укрылись на острове в море. Махиракула последовал за ним и потерпел поражение и попал в плен. В тоске он спрятал лицо под покрывалом и не хотел говорить, представ перед победителем. Тогда Баладитья обрек его казни. Но матушка Баладитьи поговорила с пленником, и он открыл ей свое диковинное лицо, а было оно уродливо и цвета лебеды. И она сказала сыну, что лучше его помиловать, чтобы ему не снилось это лицо цвета лебеды. Царь отпустил его. Махиракула ушел в Кашмир, вероломно убил принявшего его тамошнего царя, напал на Гандхару и учинил там истребление монахов и жителей. Людей рубили на берегу Синдху, так что воды реки стали красными. Устав рубить, стали топить. Он вернулся со своим войском в Кашмир, где забавлялся зрелищем бегущих от людей с факелами и гонгами и срывающихся на острые камни с круч слонов, пока не заболел; через год умер.

— И что же, его лицо не снилось тому правителю? — спросил высоколобый советник Фан Сюаньлин с едва заметной улыбкой на узких губах.

— Об этом не говорят, ваша светлость, — отвечал монах.

— Может, ему снились падавшие и разбивавшиеся, как перезрелые плоды, слоны? — продолжал советник.

Махакайя не отвечал.

— Вот к чему ведет неумеренная добродетель этого учения, — сказал советник.

— Но нет сомнения, что карма его черным-черна, — отвечал монах. — А карма Баладитьи легка и светла.

— Покажите мне ее, — потребовал советник, вскидывая руки и обращая вверх длинные изящные и сильные пальцы с ухоженными ногтями. — И тогда я поверю.

— Ваша светлость, — спросил монах, — любите ли вы весеннее пение птиц?..

Все оживились, У Мэй взмахнула зимородковым веером. Советник снисходительно улыбался.

— К чему спрашивать, если ответ очевиден…

— О нет, — подхватил монах, — как раз и не очевиден. Где эта любовь? Покажите нам ее, ваша светлость.

Все заговорили сдержанно, кто-то улыбался, качал головой. Император одобрительно кивал.

— По моему лицу можно понять, что я наслаждаюсь в цветущем саду щебетом и свистом, — проговорил советник.

— Тоже и по лицу праведника можно понять, что карма у него светлая.

— Может, вы, учитель, поведаете нам о карме присутствующих? — спросил евнух, обводя зал рукой в широком рукаве красного халата.

И при этих словах обе женщины прикрыли лицо веером. Император нахмурился и сказал, что это уже лишнее, лучше продолжить всеобщее странствие по Индии.

— …В стране Чинабхукти было жарко, там росли груши и персики, которые привезли туда во времена Канишки заложники из Западного края, а для них — Восточного края. И меня там называли Человеком с Востока.

«А меня почему вы так не зовете? — спрашивал Джанги. — Я же иду оттуда, из тех краев». — «Ты — Человек с Юга, — говорили ему. — Выплыл из солнца».

Джанги сверкал своим глазом и напевал что-то на своем языке, он его за столько лет не позабыл. Я спрашивал, не хочется ли ему вернуться на свои острова в далеком океане? «Иногда они мне снятся, — признавался Джанги: — синие волны, белый песок, пальмы и хижины, крытые пальмовыми листьями. Мой отец в лодке, полной рыбы. Мне кажется, это была какая-то чужая жизнь, иное рождение. Но разве это имеет значение, Черная голова? Место рождения? Не важнее ли то место, куда ты в конце концов придешь? Я бы желал оказаться в Чистой земле, наполненной звучаниями Дхармы». Цзинтусы, монастырь Чистой земли в Лояне, сказал я. Там я начинал путь Дхармы в тринадцать лет.

Джанги воззрился на меня и хлопнул в ладоши: «Йиихху! У тебя, Черная голова, место отправления и место прибытия счастливо совпадают». — «Но монастырь Чистой земли это еще не сама Чистая земля».

Джанги начал распевать Амитабха-сутру:

Желаю обрести чистый голос Будды!

Голос Дхармы, повсюду достигающий безграничных миров,

Возвещающий о вратах обетов, сосредоточения и усердия,

Проникающий в глубочайшие, тонкие и чудесные дхармы.

Желаю, чтобы моя мудрость стала великой и глубокой, подобно морю![379]

— Наш патриарх Тань Луань говорил, что упование на Амитабху и чтение посвященных ему сутр, это легкий путь в лодке, тогда как другие идут пешком, — заметил я.

«Мы то идем пешком, сбивая ноги, то плывем в лодке, — ответил Джанги. — И это верно. Одного произнесения имени Амитабхи мало. Хотя я и слышал, что в имя можно войти, как в акашу». — «Где ты это слышал?» — заинтересовался я. «Та-а-м, — отозвался Джанги и махнул рукой в сторону дымчатых влажных гор. — В Наланде. И я пытался это сделать, — добавил он и усмехнулся, показывая зубы с прорехой. — Но, видно, посох мешает. — И он постучал согнутым пальцем по своему посоху. — А оставить его я не могу». И он снова запел строки из той же сутры:

Они созерцают ту чудесную,

Невообразимо прекрасную, превосходную,

Наделенную всеми величественными заслугами и добродетелями страну,

С которой не могут сравниться иные страны Будд.

И мне казалось, что мы уже достигли пределов Чистой земли Амитабхи. Хотя это было не так.

Пройдя за столицу той страны на юго-восток, мы попали в большой монастырь Тамасавана, в котором обитают триста монахов и шраманер. Название это означает Темный лес. Тамошние монахи производили сильное впечатление. Каждый выглядел истинным учителем. Вокруг много ступ и каменных келий, в которых хранятся зубы и кости подвижников.

«Может, мне позаимствовать в этих пещерах один?» — весело спросил у тамошнего монаха Джанги, указывая на прореху в своих чистых белых зубах. Монах же ответил, что лучше было ему позаимствовать у родителей ума побольше. «Я ущербный!» — воскликнул Джанги, сверкая глазом. Шутка шуткой, но тот монах так и следовал за нами, следил, чтобы мы и впрямь не стащили зуб из пещеры. На прощанье Джанги ему поклонился и возгласил: «Клянусь зубом Будды, я не взял в этих ртах ни единой косточки!»

И пещеры действительно зияли, как открытые рты.

Мы шли дальше и вышли в долину между двумя реками, это была страна Шэланьдало[380], через которую проходит Уттарапата, Дорога на север, выстроенная еще Чандрагуптой, великим раджей империи Маурьев, она идет с севера, от Больших Снежных Гор к устью Ганги, к морю. Местность славится своими лошадями. За ними прибывают покупатели отовсюду. Склоны гор в густых лесах и цветах. Жарко. Все богаты. Облик жителей суров, мужчины носят пышные усы и отличаются грубостью. А женщины