Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

которое должен окунуться любой переводчик с санскрита. И я в нем омылся. А также в трудах его учеников Катьяны и Патанджали. «Йога-сутры» Патанджали хранились в пещере йогина Кесары, о котором я еще поведаю. Панини изучал санскрит. Это священный язык. Хотя Будда и говорил: «Вы не должны перелагать слова Будды на ведийский язык. Поступающий так совершает грех. Я говорю вам, бхикшу, учите слова Будды каждый на своем собственном языке». Но все же санскрит стал языком Дхармы, а еще и пали, язык Страны Льва. Панини говорит о многом, упоминает предшествующих мудрецов и рассуждает о музыке: музыкантах, певцах, инструментах. И даже о танцах. И его труд — это музыка букв, музыка слов. Раскрой его — и она звучит зримо…

— Простите, учитель, — остановил его даос Фа-и, — как это? Музыка — то, что мы слышим. Слышим мы ушами. — И он коснулся мухогонкой с оленьими хвостами своих ушей. — А видим — глазами.

— Музыку и звуки можно видеть, — ответил Махакайя.

— И вы это умеете? — быстро спросил советник, остро глядя на него.

— Нет, — ответил монах.

— Это правда? — не отступал советник.

— Лишь иногда, — вынужден был признаться Махакайя, уклоняясь от пачкающей карму лжи. — Но мне доводилось встречать тех, кто умел это делать. Селение Полодуло, где родился Панини, довольно большое. И там обитает много риши и учеников. Все взыскуют мудрого Слова. Говорят, что сам Панини был тупым учеником. Да, пока не встретился с Шивой. Еще рассказывают про ступу посреди селения: это место, где архат, пришедший из Кашмира, спас от побоев ученика брахмачарина. Брахмачарин — это тоже ученик брахмана, но тот юный отрок, которого он таскал за волосы и колотил, был на самой первой степени ученичества, а брахмачарин уже и стар. И архат спросил, зачем он это делает? Брахмачарин отвечал, что заставляет его выучить «Шабдавидью» Панини, то есть «Науку о языке». А юный отрок не разумеет. И архат ему открыл тайну: этот отрок и есть Панини. Круг перерождений вынес его, как круг ветра пылинку, сюда, снова в это селение. Только он уже постиг тщету всех книг и писаний и постиг мудрость Дхармы, что выше письменных слов. Ведь даже птицы могут это постичь. На берегу Южного моря стояло сухое дерево с дуплами, в коих жили пятьсот летучих мышей. И купцы, остановившись под ним, развели огонь, и один стал читать «Абхидхарма-питаку», и, хотя древо было объято огнем, летучие мыши внимали чтению и не улетали. Так и погибли. Но переродились людьми и стали мудрецами Дхармы. Царь Канишка созвал в Кашмире святых для составления «Вибхаша-шастры» — числом пятьсот. И это были те самые летучие мыши из сухого дерева на берегу Южного моря. Старый брахмачарин сказал, что все-таки те летучие мыши внимали книжному слову. «Они внимали, — ответил архат, — только звукам и стали святыми». — «Но звукам книжного слова», — снова заметил старик. «Звукам истинной мудрости», — сказал архат. И старик достиг просветления в этот миг и отпустил отрока с архатом следовать путем Дхармы.

— Так это был Панини? — спросил каллиграф Чу Суйлян. — Где же он сейчас?

— Может быть, среди ваших учеников, мастер, — ответил Махакайя.

— Но среди моих учеников нет варваров, — возразил Чу Суйлян с добродушной улыбкой.

— Панини мог явиться и в облике ханьца, — сказал Махакайя. — Если, конечно, в том перерождении ему не удалось добиться кармы не белой и не черной.

— А может, это вы, учитель? — спросил тогда Чу Суйлян, посмеиваясь и поглаживая седую бородку.

— Мне далеко до совершенства Панини, — отвечал монах и продолжил: — Дальше лежала виноградная страна Удьяна. Виноград там в изобилии, его давят, готовя сок, вино, сушат в глиняных сооружениях с дырами в стенах, чтобы сквозь них веял воздух. По склонам гор растут леса, и дерева для построек достаточно. Фруктов много, а вот хлеба скудные. Жители отличаются робостью и склонностью к обману. Много книжников, ученость в почете. Заклинателей почитают. Предпочитают носить белые одежды. Монахов и монастырей Дхармы все меньше.

И вот мы шли дальше и приблизились к Великим Горам[374] и пили из родника дракона Апалалы, которого усмирил Татхагата, ибо тот вредил жителям. Из этого родника и начинается река Субхавасту, унесшая жизнь Дантаха. И Джанги даже порешил, что дракон снова взялся за старое и начал вредить людям. Поэтому он читал мантру Устрашения демонов над родником: «Ом Сарва Татхагата Мани Шата Дхиваде Джвала Джвала Дхармадхату Гарбхе Мани Мани Маха Мани Хридая Мани сваха!» Ниже по течению, на берегу реки на каменной плите следы ног Татхагаты. Они делаются то длиннее, то короче, это зависит от кармы пришедшего. Но мы не знали, какова их длина была до того, как пришли, а спросить было не у кого, и, совершив подношение цветами, мы двинулись дальше и еще ниже по течению увидели камень с отпечатком одеяния Будды — он здесь стирал свою кашаю. Горы подступали к реке, склоны были покрыты цветами и деревьями с плодами, и птицами. Ручьев множество, всюду пропасти, квадратные камни, и то и дело слышались голоса и музыка, хотя места были безлюдные. Но нас предупредили о том, что место это священно, ибо Татхагата тут в прошлом рождении слушал гатху из уст якши; но якши пропел только половину, и ради того, чтобы услышать все двустишие, Будда отдал свое тело на съедение этому полубожественному существу, а на самом деле богу Индре в образе якши. Мы с Джанги гадали, какова же была эта гатха? Но так и не узнали. Зато поняли, каковы должны быть стихи и что можно отдать, чтобы их услышать. А Великие Горы на нас глядели и сами были подобны гигантским гатхам. Хотя они стояли, как мираж. Но позже мы к ним приблизились, я еще поведаю вам об этих Великих Горах. А пока мы пришли в монастырь Махавана, что означает Большой Лес, и отдохнули там, на склоне горы, слушая джатаку монахов о пребывавшем здесь в свое рождение в облике царя Сафодада Татхагате, страдавшего от недуга и потерявшего престол.

Путь наш, таким образом, проходил по местам Будды. И это вдохновляло нас. Отрадно было всюду находить священные знаки его пребывания на земле в том или ином облике. Наши сердца наполнялись светом. Даже и не имея целью обретение книг и каких-то иных знаний, стоит пускаться в такой путь. Странствие от священного места к другому священному месту очищает тебя, это сродни глубокой дхьяне. И неистовый Джанги был со мной согласен. Он много странствовал и не только имел к тому склонность сердечную, но и был хорошо приготовлен к этому