на него слегка снисходительно:
— А эти ребята — самые чокнутые священники, которых ты встречал?
— И самые поддельные. Никакой больше веры в религиозный институт.
— Слушайте, — громко возмущается Боргес, — а вы с нами-то не хотите поделиться, нет?
Зандли его поддерживает:
— Мы тоже собираемся задницами ради вас рисковать!
Епископ насмешливо их оглядывает:
— А вы что, праведные христиане?
— А, так пьют только праведники? Тогда я совсем не поняла, чего это вы пьете, парни!
Все смеются. Атмосфера дружеская, но деловая, в воздухе висит ожидание действий. Машины выгнаны за пределы Раанды, и теперь остается только ждать.
Наконец Салим смотрит на часы, кивает и громко говорит:
— Пора. Давайте, по тачкам. Держим связь, эфир не забиваем. — И, оглядывая их, добавляет: — Ни пуха ни пера.
Зандли соскакивает с бампера, разминает плечи и, встряхивая ярко-рыжими дредами, заявляет:
— К черту!
Действительно. К черту.
* * *
Басир умудряется отстроить себе воистину голливудский домик: пальмы, белая облицовка, двухметровый забор. Кирихаре кажется, что если он принюхается, то почувствует запах грязных денег. Выглядит так, будто бы на то, чтобы соорудить этот особняк, был потрачен госбюджет Индонезии на текущий год.
Из плюсов: большому дому — большой периметр. Есть где спрятаться. Сидя в огромном — серьезно, машины машинами, но в такой Кирихара еще не катался — «Хаммере», Кирихара все равно нервничает. Он находится в танке. Рядом еще с одним танком. И все равно как-то не по себе.
Если быть до конца честным, Кирихара до сих пор до конца не уверен, почему не решает занять ВИП-ложу вместе с епископом Эчизеном, хотя ему даже предлагают. Нет, вместо этого он решает лезть на передовую. Когда все это закончится, ему определенно нужно будет встать перед зеркалом и порефлексировать.
— А что ты там такое вкусное ешь? — резво спрашивает Боргес.
Кирихара смаргивает: еще секунду назад в эфире было только одно чавканье, но вдруг начинаются активные разговоры, и это напоминает, что он здесь настолько не один, насколько это вообще возможно.
— О! — с набитым ртом восклицает Рид по громкой связи. — У нас за соседним кустом ребята из Триады сидят, к ним доставка приехала.
Идет второй час, как они сидят в машинах в засаде. Было решено брать его по дороге в аэропорт: дом взорвать, как Хамайму, получилось бы только прицельным выстрелом из РПГ с соседнего холма. Ни РПГ, ни уверенности в том, что РПГ не пробьет чемодан с оттисками, у них уже не было.
— Хорошая идея, — соглашается Зандли. — А на какой адрес заказывать?
— Переместитесь за соседний куст, — предлагает кто-то.
— Там тоже стоит какая-то тачка, — отвечает Рид. — Без опознавательных знаков. Эй, ребят! Эй! — Его голос удаляется.
— Помоги нам Господь… — вздыхает Салим.
— Нет, ну если Господь и решит кому-то здесь помочь, — простодушно отзывается Боргес, — то у нас, в смысле у вас, самые большие шансы из всех. Все крестики надели?
Салим вздыхает еще раз — на этот раз громче, экспрессивнее, чтобы ничего больше не говорить. Звучит так, будто бы у него не крестик, а тяжкий крест, и Кирихара никогда не сможет его понять — только посочувствовать.
— Это «Тигры», — Рид материализуется обратно в эфир. — Я уже забыл, что они реально существуют.
— Это те, которые нас Картелю сдали? — уточняет Боргес.
— Не, Бо, то были «Желтые», а эти «Пурпурные».
— Блин, мы когда с ребятами были в Шанхае, умудрились поссориться сразу с тремя бандами: с «Изумрудными Тиграми», «Яростными Тиграми» и с «Желтыми», но не этими, а другими. И каждые ж себя тиграми называют! Поди разберись с…
— Боргес, давай без историй? — Кирихара не то чтобы очень хорошо знает святого отца Салима, но готов поклясться, что тот массирует переносицу рукой, в которой зажата сигарета.
В знак понимания Рид громко прихлебывает колу в микрофон, а потом с наигранным разочарованием спрашивает:
— Тебе не нравятся крутые истории Бо?
— Решительно нет, — фыркает Салим. — Не забивайте эфир.
Рид не слушается:
— Понятно все с тобой. — На несколько секунд он замолкает, но никто даже не успевает отпраздновать это событие. — А тебе, Кирихара?
— А я здесь, простите, при чем? — Кирихара прислоняется плечом к дверце.
— Слушай… а что на тебе сейчас?
— Ты же видел с утра, — не особо понимая, но смутно предчувствуя подвох, говорит Кирихара.
Вот сейчас он бы от вина не отказался. Он не очень представлял, как справится с этим на трезвую голову.
— Ага, отличненько, так вот… я медленно расстегиваю твою рубашку…
И вот с этим.
Боргес прыскает и косится на Кирихару, на заднем плане в динамике матерится Салим, Рид не смеется — невозмутим и обстоятелен, — и в следующий раз Кирихара трижды подумает, прежде чем целоваться с человеком, за восемьдесят процентов шуток которого становится стыдно.
— Пуговицу за пуговицей…
— Рид, заканчивай, — бурчит Салим.
— Мы не хотим это слышать, — вторит ему Зандли.
— Целую твои ключицы…
Кирихара тоже невозмутим и обстоятелен. И сейчас он невозмутимо сгорит со стыда. Господи, к этой линии подсоединено человек четырнадцать, если Кирихара умеет считать.
— Спускаю рубашку с плеч…
Кстати говоря, о плечах.
Кирихара нагибается к микрофону и отвечает:
— Я медленно давлю на рану на твоем плече. — А потом абсолютно спокойным голосом добавляет: — Ты орешь от боли, а потом затыкаешься.
Рид несколько секунд молчит, а потом выразительно, по буквам произносит:
— А-у-ч!
— А мне нравится, продолжай, — передумывает Салим.
Рид тут же реабилитируется:
— Нирмана, следи, чтобы он держал руки на виду.
Боргес раскатисто смеется — у него низкий грубый голос, и, когда он хохочет, его смех перекрывает любые другие звуки, — а потом предлагает:
— Сэл, мужик, признавайся: входит ли в топ-3 твоих эротических фантазий причинение Риду бо…
— Эй, американец, — просит Салим, — выгони здоровяка из машины.
— Ты разбиваешь ему сердце, — снова вмешивается Рид, которому однозначно очень скучно. —