не пролилось и даже не увлажнило ему глаза.
Наконец он всё же задремал. И вот уже привычные звуки «Амурских волн» несут его и кружат вместе с белокурой девушкой, той самой Верой, с которой он танцевал наяву на вечеринке у сына бургомистра. Ослепительная улыбка девушки так фальшива, что ему не по себе. В устремлённом на него взгляде чуть прищуренных светло-голубых глаз – ожесточение, даже злость.
«Мне жаль тебя, – говорит она. – Теперь с тобой никто не будет танцевать, кроме меня».
Виктор оглядывается и видит, что вокруг них с Верой пустое пространство: все танцующие пары сразу шарахаются в сторону при их приближении, будто от прокажённых.
«А ты думал, они не поверят? – зло улыбается Вера. – Ещё бы! Ведь ты столько лет был для них хорошим!»
Она смеётся, а у Виктора ком в горле, и он не может сказать ей ничего в ответ.
«Всё, что ты сделал, больше ничего не стоит», – говорит Вера. И ком всё сильнее сдавливает горло, и ему всё труднее дышать. Хочется вырваться из этого рокового круга, но вальс никак не кончается. Виктору жарко, душно; он судорожно глотает воздух ртом, как пойманная рыба. И просыпается.
Несколько минут он лежал в темноте и тишине, приходя в себя. В хате вовсе не было жарко. Эти тяжесть и стеснение – у него внутри.
Правду сказала ему во сне белокурая девушка с фальшивой улыбкой: как бы он ни старался для них изо дня в день, из года в год, одного-единственного слова оказалось довольно, чтобы они от него отвернулись. Да, они об этом пожалели, но только потому, что поняли: запахло жареным. Да и что толку в их запоздалом «прости»? Ядро организации расколото. Теперь можно вот так запросто срывать заседания штаба…
Серёжа Тюленин! И он тоже! Даже он!
«А с чего ты взял, что он особенный? – сказала бы Виктору белокурая девушка из его сна, и он, хоть уже и не спал, но как будто продолжал слышать её голос. – Все они такие, какие есть. Ты сам посадил их себе на голову».
Виктору вспомнился первый разговор с Мошковым с глазу на глаз и его полушуточные слова, сказанные с самым серьёзным и даже суровым видом: «Нам теперь главное артистов наших не избаловать, а то мы с ними вдвоём не справимся». И вот вчера они вдвоём с Женей бежали за этими самыми «артистами», тщетно пытались остановить их в сомнительной затее. Да, Мошков тоже кричал вслед Тюленину и компании, что не надо трогать этот злосчастный грузовик! Женя, как и Виктор, живо сложил в уме два и два: если враги уже получили список фамилий через своего агента «дида Данило», то оставленный без присмотра неподалёку от клуба грузовик с продуктами – как раз та самая подстава, которую впору было теперь ждать. Но «артистам» это было невдомёк, а внять доводам старшего товарища мешали и азарт, и гордость. Что же до него, Виктора, то его больше не считали нужным слушать – «дид Данило» добился, чего хотел. И когда Тюленин вскочил в кузов грузовика и принялся скидывать на снег первые картонные коробки, Виктор ещё стоял и неподвижно смотрел на происходящее, будто не желая верить своим глазам. Но вот одна из коробок, упав с высоты кузова набок, вдруг раскрылась и рассыпалась. Тут Виктор обернулся и увидел у себя за спиной мальчишку лет двенадцати. Откуда он взялся? То был знакомый, шанхайский хлопчик, хоть Виктор и не мог припомнить его имени. Малой глядел жадными глазами, как рассыпаются по снегу сигаретные пачки.
Мошков первым перехватил этот взгляд.
– А ты чего тут делаешь? – грозно спросил он, поймав хлопчика за руку.
Тот промычал что-то невнятное и дёрнулся, пытаясь вырваться. Но Евгений держал его мёртвой хваткой.
– Куришь? – обратился к малому Виктор.
Тот на миг озадачился, видно, сомневаясь, стоит ли признаваться взрослым хлопцам и к чему они клонят, но, чуть подумав, замотал головой.
– Не ври! – строго сказал Мошков.
А Виктор присел на корточки и сгрёб со снега три пачки немецких сигарет.
– Хватит? – спросил он, протягивая их малому. Тот изумлённо завертел головой, глядя то на Виктора, то на Евгения, будто сомневаясь, не шутят ли они.
– Да бери, не стесняйся, – разрешил Мошков, смягчая тон, но всё ещё крепко держа малого за руку. – Только чтобы никому не гу-гу! Ни ты нас не видел, ни мы тебя не знаем! Понял?
– Держи ещё, – сунул Виктор хлопчику в карман полушубка ещё одну пачку.
– Так ты понял? – возвысил голос Мошков.
– Понял, понял! – закивал малой. – Не видел!
– А раз не видел, так и текай отсюда, – напутствовал хлопчика Евгений и выпустил его руку. Тот не заставил себя упрашивать.
Тут уж и Виктор и Женя, не сговариваясь, принялись помогать своим «артистам».
Оба взяли на себя обязанность постараться спрятать концы в воду. То есть коробки в клуб. Ведь коробок оказалось очень много, а другого места, где бы они поместились, кроме клуба, не было. Ребята и так растащили часть трофеев по домам, но это не решило задачу. Ваня Земнухов тоже подключился к работе. Так они, администрация клуба, все втроём сделали именно то, чего по-хорошему делать не следовало ни в коем случае. Но их «артисты» не оставили им выбора.
Всё это было так глупо и так неправильно во всех отношениях! Особенно подкуп малого немецкими сигаретами. Но ничего другого сделать было нельзя. Оставалось надеяться, что хлопчик не нарушит уговора.
Оглядываясь назад Виктор с ужасом видел, сколько глупостей он успел натворить за последние месяцы, как был неосторожен! Ведь это просто чудо, что он сумел выйти из оккупированного Ворошиловграда с приёмником, и чудом будет, если своим последним визитом он не засветил явку на Коцюбинского, с которой только-только сняли наблюдение!
Он пришёл туда в бреду. Но и то, что произошло в последние два дня, больше походило на бред, чем на реальность.
Однако это случилось. И теперь придётся иметь дело с последствиями. Вместо подготовки запланированных на Новый год взрывов дирекциона, комендатуры и полиции придётся уходить из города, чтобы не оказаться в этой самой полиции.
Виктор замер, прислушиваясь в темноте к глубокому дыханию спящих родителей. И вдруг с кристальной ясностью понял, что будет с ними, если он уйдёт. Ещё бы! Тётка Аграфена и её дочери – тому пример! Они делают так всегда, эти фашистские выродки и их приспешники: если не могут добраться до того, кто им нужен, хватают родных и держат в заложниках. Допустить этого