среди ночи, когда ощутил беду. И его горькие сожаления, что он не погиб вместе с оставленными им старшими товарищами, и его нестерпимо жгучее желание искупить свою вину любой ценой – всё это не могло укрыться от чутких разведчиков, всегда сидящих в засаде в лесу его души. И они, уж конечно, помнили слово в слово, как рассказал Виктор всю историю Василию Левашову. Тому оставалось лишь пересказать её Ивану, чтобы она дошла до Кошевого, который уловил в ней именно то, что за ней стояло – то самое сокровенное, пронзительное, невыносимое чувство, от которого Виктор бежал и не мог убежать, чувство вины за то, что он жив, а его товарищи по отряду мертвы: и командир Иван Михайлович, и Галя Серикова с Надей Фесенко, как он узнал позже, погибшие в застенках гестапо, и может быть, любимый брат Миша, вместо которого он согласился бы умереть дважды.
Да, это правда: от чувства вины бежал он, вербуя в подполье всё новых ребят, налаживая связи между ними, организуя боевые вылазки и заботясь о регулярном распространении листовок со свежими фронтовыми сводками в Краснодоне и всех окрестных посёлках. Ведь он был обязан теперь бороться с фашистами за себя и за всех павших товарищей, как завещал командир Иван Яковенко и как он, Виктор, обещал ему на прощание, в последний раз уходя на задание из Паньковского леса в Ворошиловград. А пока он день за днём всё расширял подпольную сеть, в самое сердце организации проник раскол.
Кто же он, этот враг, одинаково ловко играющий на его чувстве вины и тщеславии Кошевого? Призрак или всё-таки человек? Кто скрывается под именем «дид Данило»?
Как бы уже в полусне увидел Виктор запорошенную снегом степь, какой видел её сегодня по пути в Изварино. Вдруг ветер дует над самой поверхностью земли, и весь снег, что на ней лежит, поднимается в воздух и разлетается. И Виктор как будто тоже летит, почти так же быстро, как ветер, такой же невидимый и невесомый, над огромным озябшим телом степи, далеко-далеко. И вдруг он оказывается внутри комнаты, в которой стоит рация, и за ней сидит человек в сером френче. Это он передаёт по рации сигналы, от которых даже тело земли оголяется от снежного покрова. «Вся территория района под полным контролем», – отстукивает радист и поднимает лицо. Но лица у него нет – сплошная гладкая кожа.
«Мы всё про тебя знаем», – говорит радист. У него нет рта, но есть рация. Виктор слышит, как голос Кошевого озвучивает эти слова. И просыпается.
Последнее собрание штаба
Когда Виктор пришёл с утра в клуб, Иван уже поджидал его у входа.
– Собираемся сегодня, Витя, у тебя в хате на Шанхае, как раньше. Можно? – на всякий случай вполголоса проговорил Ваня.
– Хорошо, – так же тихо ответил Виктор. – Попрошу маму последить со двора за улицей. Во сколько?
– У тебя репетиция до скольких?
– До трёх часов дня мы точно закончим, – прикинув, заверил Виктор.
– Поздновато, но, пожалуй, и пусть. – Иван наморщил свой высокий лоб. – Я думаю, Витя, не надо отменять репетицию. Чтобы не было лишних вопросов. Не стоит волновать остальных ребят. Но если уложишься до двух, будет и вовсе отлично. Тогда сразу начнем собираться у тебя.
– Ладно. Уложусь, – пообещал Виктор. Ведь по правилам конспирации ребята не могли явиться на собрание одновременно, каждому новому гостю или паре гостей надлежало соблюдать интервал в 10–15 минут, а значит, на сборы надо было прибавить ещё около часа.
– Кошевого я беру на себя, – заверил Иван. – Как раз он к этому времени со свидания с Данилой уж точно вернётся. Хоть на аркане, а притащу его к тебе. И пусть выкладывает всё как есть про свои похождения!
– Договорились, – кивнул Виктор.
Однако он не успел закончить и предшествовавших общей репетиции индивидуальных занятий и со своими новыми оркестрантами, отстающими от остальных, когда Иван вызвал его к себе в администраторскую и, как вчера, заперся с ним там на ключ. Было не позже половины первого.
– Витя, бросай всё, будем собираться прямо сейчас! Хотя, боюсь, уже и так слишком поздно! – И Ваня, бледный как полотно, стиснул руки в замок так, что хрустнули суставы. – Кошевой передал этому Даниле список фамилий тех, кто собирался уходить из Краснодона в партизаны. Поскольку «дид Данило» обещал нам возможность влиться в его отряд, он затребовал поимённый список, якобы для проверки благонадежности каждого по своим каналам. Витя! Там весь наш актив, понимаешь?
По спине у Виктора пробежал холодок. Ему казалось, пол под его ногами превращается в трясину, засасывает, и он проваливается вниз, как в одном из своих кошмарных снов.
– Очень понимаю, – прошептал он немеющими губами.
Кошевой сегодня был совсем не тот, что вчера: маленький, жалкий, суетливый. Когда Ваня Земнухов привёл его в хату, где уже собрались Туркенич, Жора Арутюнянц, Толя Попов и Виктор Петров, перешагнув порог и увидев здесь ребят, чьи фамилии входили в список, переданный призрачному командиру мифических партизан, Олег сразу опустил глаза и не знал, куда девать руки.
Васи Левашова ещё не было – его отправили в клуб за Женей Мошковым, но появление Кошевого взволновало ребят, и ждать они не могли.
– Я думаю, у нас впереди долгий разговор, и мы можем начать его уже сейчас, – заявил Иван Земнухов, легонько подталкивая Олега вперёд, ближе к ребятам, которые сидели за столом.
– Кто такой «дид Данило»? – обратился Виктор к Кошевому, шагая ему навстречу и тщетно пытаясь поймать взгляд суетливо бегающих глаз. – Мы ждём. Отвечай.
Но Олег молчал. От вчерашнего пафоса не осталось и следа. Он будто язык проглотил.
– Ну же, давай, рассказывай! – строго потребовал Иван Земнухов. – Все готовы тебя слушать. Этот твой «дид Данило» хотел, чтобы мы поверили, будто бы Третьякевич – провокатор, но сначала хорошо было бы узнать, кто такой он сам. Давай, расскажи нам, как прошло сегодня твоё свидание! Видел ли ты, наконец, этого Данилу?
– Нет, не видел, – выдавил из себя Кошевой.
– Какая неожиданность! – съязвил Иван со злой горечью. – А что же ты не расскажешь нам про твою связную Иванцову, которая ходила на встречу с его связным и угодила в полицию?
– Я этого не скрываю, – поднял тут голову Кошевой. – Мы деньги с ребятами собираем на выкуп. Если денег заплатить полицаям, её могут выпустить. Ведь у них против неё ничего нет.
Похоже, он верил в то, что говорил, и искренне переживал за свою связную.
– Ну, хорошо, если так, – кивнул Иван Земнухов,