Читать интересную книгу "Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление - Марго Морган"

на дом, а в песочную яму, где прятались только капиталист и вор – «два деловых человека» [Ibid.]. Сильно разочарованные, персонажи утешают друг друга надеждой, что бомбардировщики вернутся завтра. В последний момент пьесы миссис Хэшебай поворачивается к Элли и говорит: «Но какое замечательное ощущение! Я думаю – может быть, они завтра опять прилетят». Элли, как написано в ремарках, «сияя в предвкушении этого», отвечает: «Ах, я надеюсь на это!» [Ibid.].

Никогда прежде Шоу не выражал в столь полной мере свое негодование по отношению к аристократии. В комментарии к пьесе «Дом, где разбиваются сердца, и зал для верховой езды» Шоу поясняет, что есть два вида аристократической безответственности. Первый характеризует тех, кто, как жители «Дома, где разбиваются сердца», погрязли в культуре и искусстве и цеплялись за романтические идеалы красоты и свободы. Эти элиты игнорировали все практические вопросы: «Они ненавидели политику. Они не желали реализовать утопию для простого народа: они желали в своей собственной жизни реализовать любимые романы и стихи и, когда могли, не стесняясь жили на доходы, которых вовсе не заработали» [Ibid.]. Другая категория аристократов – те, кто проживал, по выражению Шоу, в «Зале для верховой езды» – не интересовалась искусством и культурой и жила только политикой, потреблением и охотой. Именно эти люди несли ответственность за провал дипломатии, который привел к Первой мировой войне; эти мужчины с «воспитанием» должны были сделать все возможное, чтобы сохранить мир, но они ценили собственную политическую карьеру выше общего блага.

Если говорить коротко, власть и культура жили врозь. Варвары не только буквально сидели в седле, но сидели они и на министерской скамье в палате общин, и некому было исправлять их невероятное невежество в области современной мысли и политической науки, кроме выскочек из счетных контор, занятых не столько своим образованием, сколько своими карманами [Ibid.].

Гнев Шоу по поводу замкнутости обитателей «Дома, где разбиваются сердца» проявляется на протяжении всей пьесы. Особенно красноречивы сцены, в которых члены семьи демонстрируют осведомленность о том, что Европа движется к военной катастрофе, и мгновенно уходят от политической темы, предпочитая вместо этого цитировать Шелли, обсуждать Шекспира или говорить о любви. Персонаж Элли – молодая художница, иллюстрирует всеобщее тупоумие. В один момент она заявляет: «Выходит, что в мире нет ничего настоящего, кроме моего отца и Шекспира» [Ibid.]; хотя затем становится совершенно ясно, что она неправильно понимает намерения своего отца и неверно истолковывает тексты Шекспира. Кстати, Шекспир играет заметную роль в пьесе «Дом, где разбиваются сердца» отнюдь не случайно. Шоу однажды описал шекспировских персонажей как

витающих в облаках существ без каких-либо обязательств перед обществом. Все персонажи Шекспира таковы: поэтому они кажутся естественными нашему среднему классу, который живет комфортно и безответственно за счет других людей, не стыдится и даже не осознает этого[52].

Персонажи Шоу в «Доме, где разбиваются сердца» являются шекспировскими в этом смысле: они проводят время, плывут по течению пьесы, не предпринимая никаких действий, кроме бесплодного флирта, абстрактных дискуссий об искусстве и неосознанного принятия грядущего апокалипсиса.

Пожалуй, самый шекспировский персонаж пьесы – капитан Шотовер, часто описываемый театральными критиками как фигура, похожая на Лира. Морской капитан в отставке, который когда-то бросал вызов природе и путешествовал по миру, теперь Шотовер – полусумасшедший пьяный старик, который на протяжении всей пьесы бросает только мимолетные комментарии. Он сочетает пародию с пророческой мудростью; и хотя он рассказывает о том, как пережить шторм, он совершенно бесполезен, так как не имеет контроля над собственным домом и домашним хозяйством. Он проводит дни, готовясь взорвать мир. В то же время Шотовер передает ощущения дрейфа и отсутствия ответственности и контроля, которые характеризуют «Дом, где разбиваются сердца», корабль государства и сам мир на грани войны. Мадзини, заявляющему, что в политике никогда ничего не происходит, капитан Шотовер возражает: «Ничего. Кроме того, что корабль пьяного шкипера разбивается о скалы, гнилые доски разлетаются в щепы, ржавые болты разъезжаются, и команда идет ко всем чертям, как крысы в капкане». Он советует всем мужчинам вокруг «изучить, в чем заключаются ваши обязанности настоящего англичанина»: «Навигация. Изучите ее и живите» [Shaw 1981: 731–732]. К сожалению, на его призыв никто не обращает внимания.

Слова Шотовера остаются без внимания, и пьеса заканчивается на нигилистской ноте. Ни один персонаж фактически не представляет ничего ценного, и все они принимают собственную гибель. Как пишет Десмонд Хардинг: «Пьеса до сих пор остается замечательным и даже пугающим описанием культурно-исторической травмы именно потому, что, как ни парадоксально, [в ней] “мало что происходит, кроме конца цивилизации”[53]» [Harding 2006: 6].

Полный разрыв между теорией и практикой, культурой и политикой, «Домом, где разбиваются сердца» и «Залом для верховой езды» создал ситуацию, которую можно было избежать в тот момент, когда «премьер-министр должен был сделать выбор между варварством и Капуей. И трудно сказать, какая из двух обстановок больше вредила политике государства» [Shaw 1972: 616][54]. Это было справедливо не только для Англии, но и для всей Европы. Чехов был провидцем, который увидел упадок культурной аристократии в России; для Шоу такая же тенденция существовала во Франции и в Германии. Кризис лидерства, пронизывающий «половину столетия, когда оно уже уходило в небытие» [Ibid.: 620], в большой степени случился из-за нежелания образованных людей встать за штурвал государственного корабля.

Неясно, какое значение следует придавать пониманию Шоу политики, которая привела к войне. Его предположение о том, что жители «Дома, где разбиваются сердца» не должны были уступать политическую власть тем, кто интеллектуально ниже их, противоречит его социалистическому прошлому и политическим убеждениям. Многие представители аристократии осознавали, что их образу жизни приходит конец. Они перестали управлять экономикой и точно так же логично отошли от политики – от надстройки. Как социалист, Шоу должен был не только это предвидеть, но и поддержать: отстранение аристократического класса от политической власти традиционно рассматривалось левыми как признак здорового прогресса. По логике вещей, его гнев и разочарование должны быть направлены не на жителей «Дома, где разбиваются сердца», из-за того, что они уступили власть, а на членов парламента, которые фактически несли ответственность за войну, – то есть обитателей «Зала для верховой езды», которые играли в империалистскую игру «Ястреб – голубь», не заботясь о последствиях.

Именно здесь элитизм Шоу становится совершенно поразительным. Как фабианский социалист, он верил в экономическое равенство, но не в демократию. Его критика демократии, хотя иногда и представлена в пьесах, чаще встречается скорее в его предисловиях