Читать интересную книгу "Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление - Марго Морган"

ненужным. В каждом случае Шоу демонстрирует, что социальные недуги современного общества обусловлены не индивидуальными пороками, а структурными проблемами в общественном порядке – проблемами, которые можно решить только при правильной постановке диагноза.

В большинстве пьес Шоу уделяет равную долю внимания социальной проблеме и аристократическим моральным нормам, которые эту проблему усугубляют, но иногда он сосредоточивается исключительно на аристократических вкусах. В таких пьесах Шоу использует существующие театральные жанры и типы персонажей, чтобы изменить их в соответствии со своими потребностями. В результате его пьесы становятся менее шаблонными и более самобытными. Поскольку основное внимание направлено на идеологию и в меньшей степени на конкретную проблему, Шоу способен наполнить эти пьесы большим количеством личных убеждений и своеобразным видением прогресса. Пьеса «Человек и сверхчеловек», законченная в 1902 году, пожалуй, лучше всего выражает раннюю философию прогресса Шоу. Однако каждая из «Пьес неприятных» затрагивает эти темы.

Шоу представил свою самую популярную пьесу «Пигмалион» английской публике 11 апреля 1914 года. До этого она с большим успехом прошла в Германии. Пьеса представляет собой искусное сочетание острого юмора Шоу с его философией прогресса. Элиза Дулиттл, «уличная девчонка» с ужасным акцентом кокни и неправильным произношением, благодаря Генри Хиггинсу, специалисту по фонетике, превращается в красноречивую благовоспитанную красавицу, которую в один момент ошибочно принимают за принцессу. Под комедией скрывается описание Шоу жизненной силы в действии: он показывает, что классовое разделение не естественно, что это изменчивая условность, без которой мы как общество вполне бы могли обойтись. Как только уличные девчонки во всем мире обретут социальное положение, равное положению представителей высшего общества, жизненная сила проявится, и те, у кого превосходные гены, найдут друг друга, как находит Элиза своего будущего мужа Фредди. Прогресс не остановить, это общество, в котором лучшие мужчины и женщины создадут лучшее поколение сверхлюдей, может возникнуть – и оно возникнет.

Отчасти гениальность «Пигмалиона» состоит в том, что, в отличие от «Человека и сверхчеловека», философия Шоу явно никем не озвучена в пьесе; она дана фоном, к которому не нужно привлекать дополнительное внимание зрителей, чтоб они получили пользу, вместе с тем этот фон не уменьшает драматургической значимости произведения. Премьерный показ 11 апреля получил массу положительных отзывов от публики и критиков. Шоу наконец создал идеальное сочетание драматической формы с политическим содержанием. «Пигмалион» навсегда закрепил за ним статус великого английского драматурга[42].

Как и в случае с другими пьесами, возникали, конечно, и неоднозначные реакции. В сцене, в которой еще не до конца образованная Элиза посещает мать Хиггинса и ее гостей из высшего общества, она случайно возвращается к своим старым привычкам, говоря «черт возьми» с безупречным произношением. Использование в пьесе нецензурного слова «черт» вызвало крупный скандал. Стэнли Вайнтрауб пишет, что некоторые зрители громко смеялись над репликами, в то время как другие были так оскорблены, что освистали актеров во время финального выхода на поклон. Критики также разделились: обсуждая эту тему, многие не могли осмелиться напечатать ругательство и вместо этого использовали звездочки и намеки для передачи смысла слова. Гневные письма в редакцию по поводу этого слова печатались неделями, и секретарь Ассоциации театральных антрепренеров попросил антрепренера постановки убрать это слово из текста ролей для остальных показов[43]. Поразительно, что в апреле 1914 года, всего за несколько месяцев до «выстрела, который услышал весь мир», такая мощная общественная энергия могла быть направлена на обсуждение использования в пьесе широко распространенного, но «неприличного» слова.

Первая мировая война – испытание прогресса

Шоу стал известен благодаря своим нападкам на социальную систему, а также бесцеремонному и проницательному рассмотрению и осуждению с позиции постороннего. Самодовольное правительство и общество, которым насмешки Шоу почти не угрожали, терпели его выходки, хотя часто подвергали цензуре. Однако когда участие Англии в войне стало неизбежным, ставки возросли. Как пишет Криста Зорн:

Демократическая функция критического интеллектуала была поставлена под сомнение во время Первой мировой войны, когда страх и неуверенность подавляли различные мнения и правительства требовали конформизма. Критические общественные голоса… оказывались временно маргинализированными, когда они со своей независимой позиции выражали несогласие, выходящее за рамки национальной идентичности [Zorn 2008: 189].

Англия, самая либеральная страна в Европе, таким образом, быстро низвергла своего самого проницательного критика.

Хотя Шоу критиковал внешнюю политику английского правительства в месяцы, предшествовавшие объявлению 4 августа войны Германии, однако он никогда не выступал против участия Англии в этой войне. В своем стиле в статьях, которые он писал до этой даты, и в политическом памфлете «О войне с точки зрения здравого смысла» он подчеркивал сходство между немецкими милитаристами и юнкерами и английскими милитаристами и аристократами. Он настаивал на том, что «юнкеры характерны не только для Пруссии» [Shaw 1931: 26] и что война ведется не из-за национализма или героизма, а из-за конфликта материальных интересов двух стран с аналогичной социально-экономической структурой. Шоу писал: «Не нужно больше чепухи про прусского волка и британского ягненка, прусского Макиавелли и английского проповедника. Мы не можем кричать годами, что мы ребята бульдожьей породы, а потом вдруг прикинуться газелями»[44]. Довоенное решение Шоу, призванное помочь избежать надвигающегося краха международных отношений, предполагало заключение договора между Англией, Германией и Францией, при котором Англии пришлось бы встать на сторону жертвы в случае конфликта между Германией и Францией [Ibid.: 11]. Эта стратегия явно вписывалась в современную военную парадигму: чтобы не допустить дисбаланса сил между странами, необходимо создать неприятные последствия, побуждающие все стороны поддерживать существующее равновесие[45]. После начала войны Шоу попытался объяснить публике, что на самом деле представляет собой война и почему романтические настроения и национальная пропаганда были опасны для Англии.

Вполне разумные для Шоу, эти слова не только всколыхнули общественность и испугали правительство, но и возмутили его интеллектуальных друзей. Такие высказывания, как: «Без сомнения, героическое средство против этого трагического недоразумения [войны] заключается в том, чтобы и та и другая армии перестреляли своих офицеров и отправились по домам собирать урожай в деревнях и совершать революцию в городах» [Shaw 1931: 24][46], заставили его ближайших фабианских друзей, Беатрису и Сидни Вебб, отстраниться от него. Публикация его статей о войне создала негативную репутацию их газете «Нью стэйтсмен» («The New Statesman»), и хотя они хотели поддержать Шоу, они не разделяли его взглядов на войну и его страсти к обсуждению этой темы[47]. Вся потенциальная английская интеллектуальная оппозиция была привлечена на сторону правительства, которое создало коалицию военной пропаганды и заручилось поддержкой самых известных интеллектуалов страны, писавших теперь в поддержку войны.