Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

национальных отношений хотя и была сохранена идея «дружбы народов» в качестве основы советской национальной политики, но она опиралась не столько на инонациональную бедняцкую массу, сколько на системную работу по огосударствлению народов СССР под бдительным руководством советского Кремля. Дружба народов на этом поприще должна была родиться уже не из ненависти к прежней власти (политической, церковной и т. д.), а из трудовых взаимоотношений многочисленных народов СССР друг с другом. Вот как пишет об этом идеолог в 1949 г.: «Надо было втянуть все советские народы в социалистическое строительство. Надо было создать условия, при которых военно‐хозяйственное сотрудничество народов могло превратиться в прочную и могучую дружбу народов»[757]. Каждое новое государственное объединение внутри СССР нуждалось а) в собственном государственном аппарате; б) в развитой промышленности и сельском хозяйстве; в) в собственных научных и образовательных кадрах, собственной творческой интеллигенции. И везде нужна была помощь центра, что на деле означало помощь со стороны русского народа. «Для ускорения промышленного развития окраин из центра России перебрасывались кадры, техническое оборудование, целые фабрики… Наряду с наделением крестьян землей советское правительство снабжало национальные республики сельскохозяйственными машинами и орудиями. Осуществлялись грандиозные ирригационные работы… выделены были значительные средства для строительства фабрик и заводов, для проведения железных и шоссейных дорог. Для прорытия каналов, постройки электростанций, строительства городов и многочисленных культурных и социально‐бытовых учреждений… все национальные советские республики получали бескорыстную и систематическую помощь от РСФСР. Русский народ всемерно помогал всем прежде угнетенным нациям России. С неимоверными усилиями восстанавливая разрушенное народное хозяйство Советской республики, русский народ выделял необходимые экономические ресурсы и оказывал финансовую помощь братским народам… Эта помощь со стороны русского народа ломала сложившееся недоверие ранее угнетенных наций и способствовала развитию новых отношений дружбы и сотрудничества»[758].

Следует подчеркнуть, что подобная политика экономической помощи центра окраинам началась еще при Ленине. В мае 1918 г. в соответствии с декретом «Об организации оросительных работа в Туркестане» Лениным было выделено на эти работы 50 млн руб., в том числе на Чуйское строительство — 5 млн руб. «Кроме денег сюда шло оборудование, материалы, топливо, продовольствие. Туркестан, в состав которого входила Киргизия, в 1920 г. получил от Российской Федерации полное оборудование для электростанции, в 1922 г. — оборудование для нескольких заводов и фабрик… из центральных городов Российской Федерации в Туркестан направлялись сотни квалифицированных рабочих, инженеры и техники. Только в течение августа 1920 года сюда прибыло по направлениям 716 человек, в сентябре того же года — 500 человек»[759]. Перечисление этой помощи продолжилось и далее.

Подобные же процессы — материальной, организационной и кадровой помощи — наблюдались и в двух других важных сферах: а) в государственном строительстве, где проводилась так называемая «коренизация» госаппарата и б) в сфере науки, образования и культуры[760].

Процесс концентрации ресурсов — человеческих и материальных — указывает на искусственность процесса огосударствления, и потому само понятие «дружбы народов» лишь прикрывало циничное использование богатств, принадлежащих другому народу, теми, кто эти богатства получил даром, в результате мошеннической операции по имени «революция». Чем‐то этот процесс напоминает деятельность спекулятивных финансовых структур, делающих деньги «из воздуха», но деньги реальные, кому‐то прежде принадлежавшие. «Дружба народов» — феномен, возникший вне традиционного поля, и у него не было возможности существовать в автономном режиме, как живому организму. Возникнув на волне социалистической революции, вместе с симпатизирующей ей инонациональной бедняцкой массой, «дружба» была позже закреплена идеологически, благодаря практике огосударствления народов СССР, и приобрела формализованный характер. Можно сказать, что с этого времени у «дружбы» появляются две составляющие: а) идеологическая и б) живая составляющая. Идеологическая форма «дружбы» является обязательным элементом межгосударственных (межнациональных) отношений республик и автономий между собой. Хотя речь идет о дружбе народов, но, фактически, соотносятся между собой не народы, а юридические территориальные субъекты. «Живая составляющая» — это случаи проявления реальной дружбы, реальных симпатий и подлинной человеческой близости. Это не системное и не массовое явление, а скорее единичное, которое является ценным материалом для идеологов, но они не способны его тиражировать и воспроизводить. Однако, опираясь именно на живой материал, на реальные случаи «дружбы народов», идеологи могли действовать в области массовой пропаганды, через кино, прессу, художественную литературу, живопись, музыку, телевидение. Итак, первый значительный вывод из сказанного таков: «дружба народов» носила кратковременный характер, она зависела от ситуации конкретной помощи; пока помощь была масштабной и важной (со стороны русского народа в 1930‐е годы), пока были живы те, кто помнил и знал об этой помощи, «дружба» выходила за рамки идеологического явления и реализовывалась в живых примерах. Но следует понимать, что и Ленин, и Сталин никогда не забывали о «русском великодержавном национализме», поэтому параллельно процессам «дружбы» (давая простор русской помощи), не забывали напоминать местным национальным кадрам, чтобы те не давали русским особой воли, держали бы их под контролем. Это был «холодный душ» для тех «националов» (особенно из управленческого аппарата), которые слишком серьезно воспринимали слова о «дружбе».

То, что «дружба» для советских вождей являлась не нравственным, а политическим понятием, становится ясным из конкретных поступков руководителей советского государства. Скажем, если бы народы СССР были связаны крепкими братскими узами, нравственной и духовной дружбой, то никогда не встал бы вопрос о таких суровых формах не единичного наказания целых народов, как депортации. Здесь впервые был подвергнут остракизму не классовый враг (скрытый или явный), а народ, как категория не репрессивная в рамках марксизма и большевизма. Само огосударствление проходило как репрессивная мера по отношению к русским, когда перекраивались границы их естественного расселения, в пользу национальных объединений. Менялись границы Украины, Белоруссии.

Однако, если проследить практику советской национальной политики, то мы видим, что подобное репрессивное отношение к целым народам было характерно для большевиков, и для Ленина, и для Сталина. То есть неклассовый подход в национальном вопросе был заложен в практику советской действительности. Антиподом дружбы была «ненависть», «подозрительность», «настороженность», но этот идейный лейтмотив национальной политики не озвучивался, о нем знали, но публично говорить о нем было нельзя. Этот дискурс сохранился лучше всего в письменном виде в материалах работы Наркомнаца в 1920‐е годы, где представители малочисленных народов со всей откровенностью и циничностью (поощряемой и Лениным, и Сталиным) делили «русский пирог» и рассуждали о подавлении «русского великодержавного шовинизма»[761].

Никто не станет спорить с тем, что огосударствление народов стало для малочисленных народов Российской империи несомненным благом, «золотым дождем», пролившимся на них неожиданно и преизобильно. Но насколько справедливо случившееся было для русского народа? Не являлось ли огосударствление естественным продолжением революции 1917 г., отнявшей у русского народа его