Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

государственной традиции никогда до Сталина целые народы не подвергались столь радикальному репрессивному воздействию. Здесь, несомненно, сказалась присущая представителю небольшого народа привычка, выработанная веками, видеть в соседнем народе «врага», который может тебя поглотить. Этот неимперский взгляд целиком присущ был И. В. Сталину. Да и в целом большевистская национальная политика, начиная с периода Ленина, на наш взгляд, была не имперской, несмотря на внешний размах государства СССР. В основе империи лежит религиозное начало, духовный фактор, объединяющий это специфическое территориальное объединение разных народов. Советскость же имела в себе лишь суррогат религиозности, и только в этом смысле можно признать, что Советский Союз был суррогатом империи, псевдоимперией, и потому видеть сегодня в этом государственном объединении образец для подражания и воспроизведения не имеет смысла.

Чем же, по сути, являлась модель ленинского и сталинского советского общества, что это за явление в философском смысле? На этот вопрос можно ответить, лишь поняв, кто и с какой целью разрушал изнутри Российскую империю, ставя «благую задачу» — создать более справедливое общество; кто организовал и возглавил революцию, кто сконструировал советское общество. Такой общей силой на всем протяжении XVIII — начала XX в. была атеистически и материалистически настроенная интеллигенция[772]. Она была разной: разносословной, разноэтнической, неодинаковой по революционному характеру (от либеральной до радикальной). Чем принципиально отличается либеральный интеллигент В. И. Вернадский от В. И. Ленина, если и у того и у другого был одинаковый взгляд на религию, народность и отечество? Под словами Вернадского, написанными в 1888 г., подписался бы и Ленин: «Я не могу быть исключительно великорусским деятелем, как не могу быть исключительно малорусским — я считаю вредным для образованного интеллигента основывать свою деятельность исключительно (подчеркнуто автором. — О. К.) на почве одной народности, какая бы она ни была; особенно скверна господствующая народность»[773].

С социальной точки зрения, интеллигенция была тем сословием, которое в имперский период не захотело стать самостоятельным, отдельным сословием, со своим правовым статусом и т. д.[774] Чтобы не служить России, интеллигенция предпочитала оставаться внутри каждого легитимного сословия и оттуда действовать, в то же время осознавая себя как одно целое и действуя как одно целое. С точки зрения политической, это была сила, политически активная, стремящаяся к власти, потому что целью существования интеллигенции являлось создание идеальных условий для жизни народа, которые можно было достичь лишь политическими средствами. Как бы интеллигенция далеко ни стояла, в ранний свой период, от возможности действовать политически, но, трудясь в художественной, научной, общественной сферах, она всё время двигалась к одной цели. Благие намерения ее сводились к народолюбию, революционность же разжигали атеизм и материализм, как альтернативные официальным — церковным и государственным мировоззренческим — механизмы построения царства справедливости на земле.

Русская интеллигенция, трудившаяся, как она полагала, для блага русского народа, на каком‐то этапе в 1880‐е годы вдруг обнаружила (после неудачного «хождения в народ»), что русский народ совсем не ждет от нее никаких жертв и с настороженностью, и даже неприязнью, относится к ее политической и прочей активности. С этого времени внутри русской интеллигенции начинается интеллектуальное брожение, ее охватывает своего рода безумие, она на короткое время просто теряет контроль над собой. Тогда и появляется терроризм, как форма выражения это безумия. Но уже скоро работа мысли заставила интеллигенцию разделиться, по меньшей мере, на три враждующие между собой части. Самая бунтующая, радикальная и численно большая часть — разночинная по социальному и пестрая по национальному составу, избирает путь инонационального (нерусского) народолюбия, отдавая предпочтение идеальному служению благу малых народов России. В этой среде и появляется известная концепция «Россия — тюрьма народов». Ядро этой группы составляли радикальные революционеры‐террористы, люди, готовые на вооруженную борьбу и восстание. Особенность их была в том, что они отошли от пути социального служения, отдав предпочтение национальному.

Другая группа интеллигенции продолжила старый путь социального служения народу, и потому ее народолюбие по‐прежнему существовало в рамках социального служения благу русского народа и России. Это была так называемая либерально‐буржуазная интеллигенция, которая и пришла к власти в феврале 1917 г. Буржуазия, дворянство, высшее чиновничество и научная академическая среда — вот ее социальная база.

Но среди интеллигенции в эти годы совершенно неожиданно для всех появилась и третья сила, склонная к религиозной духовности, мистицизму, а в какой‐то своей части и к православной церковности. Последние, по сути, переставали уже быть интеллигенцией, перестав быть секулярной группой, поэтому правильнее будет называть их образованными верующими представителями конкретного сословия (дворянства, купечества, мещанства, крестьянства). Внутри этой небольшой группы не было духовного единства, не было однородности и взаимопонимания. И надо сказать, что и по характеру служения религиозные интеллигенты были разными. Одни предпочитали держаться пути социального служения, другие были склонны к национальному служению. В какой‐то степени для интеллигентов‐материалистов и атеистов из первой, радикальной, группы важно было поддерживать связь с религиозными интеллигентами, национально ориентированными, и использовать их потенциал для своих целей.

Для всего сообщества интеллигенции, независимо от его революционной активности, был характерен один пункт, объединяющий их всех в одно целое. Этот пункт можно обозначить как стремление к социальному или национальному идеалу без помощи Бога. У нас есть большое подозрение, что это вообще специфическое качество интеллигента как такового. Тип нравственного эгоиста, который оправдывает свой отход от Бога служением ближним, а точнее — народу, как совокупной личности. Избрание народа в качестве социального объекта внимания тоже соответствует идеальности служения. В интеллигенте просматривается альтернативный церковному путь служения ближнему и в целом альтернативный традиционному путь жизни. Интеллигент до поры не богоборчествует, пока у него есть иллюзия, что своими силами он может достичь и поддерживать в норме нравственный кодекс поведения.

Итак, и «февралисты», и «октябристы» в 1917 г. были интеллигентами, образование и культура которых были направлены на утверждение «подлинно демократических» начал с целью утверждения в стране социального или национального равенства. В октябре 1917 г. к власти пришла радикально революционная интеллигенция, стремящаяся реализовать социально‐национальную программу. Причина того, что либеральная интеллигенция не удержала власть, заключается, на наш взгляд, в том, что ей противостояли консервативные силы. В течение нескольких месяцев продолжалось двоевластие, когда на одних весах, но на разных чашах находились два проекта: социальный (для русского народа) и национальный (для национальных меньшинств). Один проект поддерживали либеральные, другой консервативно радикальные силы. Большевики сумели обманным путем создать иллюзию у русского народа, что их проект имеет социальную направленность. Далее, действуя обманом и подлогами, манипулируя насущными интересами русского народа, они развязали Гражданскую войну и уже тогда показали, что в своем стремлении к идеальному обществу, к благу для народа они готовы физически «стесывать» все