Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

нашей страны, о войне в Абиссинии, Испании, Китае и Хасане и пр.» Учит даже свою маму, которая хорошо помнит прежнюю жизнь и часто ссылается на нее. Но с ней спорить трудно, потому что сын с верой говорит, что «мануфактуры» скоро появятся, хлеб будет в изобилии, рыба также, но никаких изменений не происходит: «началась уже третья пятилетка, а мои предсказания не оправдались»[724]. Авторы писем, как «советские люди», пытаются сами, «по‐идейному», объяснить причину развала в сфере обеспечения населения продовольствием. На первом месте среди препятствий нормальному ходу вещей в жизни «служащего человека», по их рассуждениям, стоят крестьяне‐колхозники: «колхозники, которые часто складывают купленное в сундуки, как валюту», «допустимо ли, чтобы при социалистической системе государства на рынке орудовали частники?»; «почему молчат, что в колхозах не желают работать, бегут в город, посевы остались не убранными в 1939 г., не вся земля засевается в 1940 г.?»; «Колхозное крестьянство наравне с рабочим классом и трудовой интеллигенцией пользуется покупкой всех товаров по государственной стоимости из кооперации, а хлеб на рынке продают по дорогой цене»[725]. Но есть и социально неопределенный вид врага советской власти: «спекулянты», «торгующие элементы», «нечестные труженики», «враги народа», «нехорошие люди».

Приводя в своей книге эти документы, историк С. Г. Кара‐Мурза, как апологет советскости, хотел показать то, как стойко держались советские люди, каких народных жертв стоило создание первоклассной промышленности и науки в предвоенные годы. Но надо помнить и говорить о всей правде этой эпохи; о превращение труда, по сути, в цель жизни, о запредельных страданиях, которые испытывали люди на сталинских стройках; а также о том, что даже такой фантастческий труд и работа страны как единого (свободного и подневольного) трудового лагеря, не позволили стране избежать войны, не позволили в войну сохранить миллионы жизней! В результате приходилось людьми, а не машинами закрывать эти бреши. Эксперимент, начатый в 1917 г. «буржуазной» и «пролетарской» революциями, продолженный Гражданской войной и репрессиями, не мог разрешиться по‐другому.

Прервав органичное развитие дореволюционного российского общества и государства, большевики ничего другого не умели, как только превращать на коммунистических стройках обычных людей «в стахановцев», которые скоро изнашивались и умирали. Большевистский труд имел иную мотивацию, отличную от прежней, традиционной. Это была штурмовщина ради сохранения и процветания советского государства, советской власти. За этим трудом не было ни христианского отношения к природе (в том числе к земле), ни свободного, христиански мотивированного отношения к собственности, богатству, достатку, возможности распоряжения плодами своего труда. За этим трудом вообще не было человека, потому он был абсолютно не свободен ни в чем. К тому же это был труд на износ; труд, который не мог не быть длительным по времени. И все‐таки этот путь, пройденный нашей страной, был объективной реальностью, поскольку именно он позволил ей выстоять в условиях жесточайшего напряжения сил накануне и в годы Великой Отечественной войны. Не следует лишь поэтизировать это время; все мерить мерками, которыми оценивала себя сама та эпоха в фильмах, песнях, материальных достижениях, — и забывать об огромной цене, которую Россия и русский народ заплатили за свои победы. Великое трагическое время во всех смыслах, религиозном, традиционном, социальном и политическом. Не было жертвы, которой бы не было принесено тогда на алтарь победы. Вот почему нельзя делать это время образцовым для нынешнего времени; это же лукавство — брать советский оптимизм, песни, ракеты, самолеты, победу в войне и этим закрывать трагические страницы достижения победных целей.

У России есть два образца отношения власти к народу в условиях подготовки и ведения мировой войны: 1) имперский путь (опыт св. царя Николая II); 2) советский, сталинский опыт. Зная о возможности возникновения Третьей мировой войны, нельзя не понимать, что это два разных опытных образца. В первом случае Россия могла победить врага, не превращая страну в один военный лагерь. У этого пути был лишь один принципиальный недостаток: власть не смогла тогда победить внутреннюю смуту, пресечь революцию, потому что продолжала даже к революционерам относиться как к части своего, заблудившегося, но народа. Во втором случае советской власти не помогла даже поголовная мобилизация всех людских ресурсов (коллективизация и индустриализация) и победа была обеспечена лишь когда война перестала быть советской, а стала Отечественной, с опорой на веру и Церковь, с опорой на историю и русский патриотизм. При этом Сталин учел, как он сам считал, негативный опыт царского времени — слишком мягкое и гуманное отношение к врагам власти, — и потому, до начала мировой войны принялся уничтожать оппозицию. Но святой царь Николай, даже если бы он имел накануне войны те знания о революционерах-большевиках, которые он получил из личного опыта в Тобольске и Екатеринбурге в 1918 г., не смог бы действовать также как Сталин, на опережение и с такой жестокостью и коварством. И это не говорит о мягкотелости и безвольности государя, потому что у него был свой позитивный опыт — столыпинские реформы, — начатые по инициативе царя именно с целью снять ненужное социальное напряжение в деревне, навести порядок в социально-политической сфере. Многое было сделано. Если бы П. А. Столыпин не был бы убит, была бы до конца решена даже такая архисложная задача как нейтрализация масонской деятельности в Петербурге и Москве. Этот период накануне Первой мировой войны имеет много поучительного и полезного до ныне. Во всяком случае, уже до войны, после революции 1905 г., царь преодолел иллюзию того, что революционеры являются частью народа и к ним нужно проявлять гуманное соответствующее отношение. Это было труднее всего сделать православному государю, привыкшему считать, что любой самый заблудший член общества, является его подданным.

Несколько слов скажем о специфике советского труда. Появление религиозно (или ложно религиозного) мотивированного труда в протестантской Европе, а потом и в США поставило проблему перенесения труда из привычной — хозяйственной — плоскости в политическую. Отсюда, на наш взгляд, и идут попытки оправдать труд наличием «ракет» и, разумеется, личным спасением. Запад активно подталкивал имперскую, православную Россию к смене мотивации по отношению к труду, но при монархической власти, при ее традиционном укладе, Россия никогда бы добровольно не перешла к западному варианту. Революция 1917 г. в России решила кардинально эту проблему: протестантски мотивированное отношение к труду было утверждено в советской России в его новой радикальной форме — не личностного, индивидуального, а коллективного труда.

Советский труд не мог стать перспективно долговременным. Как и западный, он был цикличным, от рывка к рывку, от отдыха (так называемого кризиса) до следующего рывка. Соответственно, такой труд имел совершенно иную цель, нежели народное благо. К особенностям советского труда следует