мы сможем сделать это с помощью Таулинина.
— Вы неправильно поняли меня, леди, —сказал Олик. — Я пойду с вами и разделю любую вашу судьбу.
Теперь раздалось больше криков радости и изумления.
— Олик Ипандракон! — сказал Таулинин. — Мы не могли и надеяться на лучшее дополнение к нашей экспедиции, чем вы.
— Но вы отдохнули? — с беспокойством спросил Герцил. — Вы готовы к испытанию в горах?
— Я могу сражаться и идти, — сказал Олик, — но я должен просить вас вытерпеть мою меланхолию. Двадцать лет я мечтал еще раз ступить за эти горные стены, а теперь я сразу же убегаю от них. Ну что ж! Я должен надеяться вернуться до того, как пройдет еще двадцать лет, и я стану слишком старым и негнущимся, чтобы совершить это путешествие. Но что касается отдыха, то я в нем не нуждаюсь.
— Селки держали Его Высочество в безопасном месте, похожем на Сирафсторан-Торр, — сказала Лунджа. — Он пробыл там неделю, пока они не нашли способ проникнуть сюда незамеченными.
— А потом, конечно, меня несли, — сказал принц.
— На Дороге Девяти Пиков нет безопасных мест, — сказал Таулинин. — Отдохнули вы или нет, вы все должны... но что это?
Он снова уставился на лестницу. Там, смущенная и до этого момента незамеченная, стояла Майетт. Энсил побежала к ней, затем остановилась. Две женщины обменялись словами, которых Таша не расслышала; затем Энсил взбежала по лестнице и обняла Майетт.
— Леди изменила свое мнение, — сказал принц Олик. — Воистину, слова, которые я передал ей от лорда Таликтрума, изменили бы мнение любого, чье сердце все еще любит.
— Но где же Таликтрум, сир? — спросила Таша.
Олик наклонил голову.
— Где-то за пределами нашей помощи, — сказал он. — Мы расстались на берегах Саримаята, меньше чем в двух днях пути от Масалыма. Он сказал мне, что у него есть план выживания на случай, если мне придется бежать вниз по течению, но я так и не узнал, какой.
Произнеся последнее замечание, принц окинул задумчивым взглядом собравшихся. Таша посмотрела на него, представляя себе его расчеты, его сомнения. План выживания, подумала она. Мы уехали из Масалыма согласно одному из них. Но тогда за нами никто не охотился.
Совет был прерван, и впервые с момента их прибытия вся компания вернулась в дом в Техел-Урреде. Таша сообразила, что дом начал ей нравиться, точно так же, как она полюбила большую каюту на Великом Корабле: для изгнанника нет ничего более соблазнительного, чем мысль о доме.
— Ко всем этим книгам, — сказал Пазел, с тоской глядя на стеклянные витрины, — я едва притронулся.
— Мы едва притронулись к Уларамиту, — сказал Герцил. — Я мог бы читать эту страну всю жизнь и никогда не уставать. Но это не наша судьба.
Затем он низко наклонился и протянул Майетт руку, словно подставку. Когда она встала на ладонь, он поднял ее на уровень своих глаз.
— Никогда не скрывай от нас свою темноту, сестра, — сказал он. — Мы встретим ее в любом свете, который видим. В печали нет ничего постыдного. Но также нет печали, которая могла бы сделать нас своей законной добычей. Этот урок я сам изо всех сил стараюсь запомнить. Мы живем в боли и путешествуем от потери к потере, но в нас также есть любовь и удивление, и яркий солнечный свет на вершинах. На сегодняшний день я просто рад, что ты выбрала продолжать сражаться вместе с нами.
Таша заметила, что Неда с любопытством наблюдает за Герцилом и Майетт. Многое ли из того, что говорил Герцил, она могла понять?
— Мой выбор пугает меня саму, — сказала Майетт, — но не из-за предстоящих опасностей. Нет, я боюсь, что буду искать то, чего не смогу найти. Или, возможно, наоборот: что я найду то, чего вовсе не ищу. Но сейчас все это не имеет значения. Сердце выбирает собственный путь...
— И кто может попросить его объяснить? — с улыбкой спросил Герцил. — Диадрелу научила меня этому.
— В последний час мира Невидимое потребует объяснений от всех нас, — сурово сказал Кайер Виспек. Неда, словно очнувшись ото сна, повернулась и выбежала из комнаты.
— Может быть, — сказал Мандрик, — но пока взгляните на то, что принесли нам селки.
Вдоль задней стены комнаты был аккуратно разложен большой ассортимент ножей, луков, перевязей, кожаных безрукавок, теплых мехов, перчаток, нарукавников, кольчуг из тонких стальных колец. Там были ботинки для ходьбы по снегу, кошки и другие альпинистские принадлежности, палатка, легкая подзорная труба — и по прекрасному селкскому мечу для каждого. Кайер Виспек поднял один из острых клинков и покрутил его, перебрасывая из руки в руку.
— Изысканные, — сказал он, — и очень старые, хотя заточка у них новая и смертоносная. Интересно, как долго они пролежали здесь?
— Найдите меч, который вам подходит, — сказал Рамачни. — Примерьте свой снежный наряд, приготовь свои вещи, набейте рюкзаки. Мы все должны постараться немного вздремнуть перед полуночным восхождением.
Приготовления заняли больше времени, чем ожидала Таша. Когда они, наконец, закончили, многие путешественники попытались заснуть. Таша тоже попыталась, но потерпела неудачу: она никогда не могла заснуть, когда солнце стояло высоко. Она хотела в последний раз отвести Пазела обратно на их зеленое поле, но он крепко спал; у нее не хватило духу его разбудить. Вместо этого она поплавала с Болуту, и он показал ей речных угрей, которые золотисто сверкали на солнце, и тучи пресноводных кальмаров размером не больше монеты. На другом берегу реки она увидела Лунджу и Нипса, идущих рядом среди деревьев. Они быстро разговаривали, жестикулируя, и впервые Таша услышала, как женщина-солдат смеется.
На закате они перекусили и вернулись в свои постели. На этот раз Таша провалилась в сон, как в колодец. Ей снился ломающийся камень, трещина, которая расползалась, как плющ по гранитной стене. Она прижала пальцы к щели и почувствовала, как рука с другой стороны делает то же самое, услышала женский голос, ругающий ее: Выпусти меня, эгоистичная девчонка, ты утверждаешь, что любишь их, когда ты докажешь это, кто спасет их, если не я? а потом призрак прошел через трещину, и ее рука загорелась. Она осмотрела ее: пылающая рука, сила. Пламя было ярким и сернистым, и она не почувствовала никакого ожога. Она была неуязвима; она перестала