class="p1">Светлана звонила несколько раз Виктору и спрашивала обо мне, а потом уехала на две недели в Европу — у нее были выступления в Лондоне и Мюнхене. Она сказала, что очень хочет встретиться со мной и непременно сделает это сразу же по возвращении в Нью-Йорк. Я, однако, к тому времени должен был улететь на конференцию в Пуэрто-Рико, так что наша встреча снова откладывалась, а у меня появилось достаточно времени, чтобы обдумать этот необычный поворот судьбы и принять решение о том, по какому пути пойти после поворота… Виктор по моей просьбе подготовил обширный материал о Светлане Однолько — я теперь знал много о своей дочери. Он удивлялся моему повышенному интересу к ней, и я не мог ответить ему ничего вразумительного кроме банальных слов о любви к оперному искусству. Я подумал, что Аделине можно было бы раскрыть правду, но потом отложил это до принятия решения в целом. Она отнеслась спокойно к моему «оперному интересу», но не сомневалась, что я «втюрился на старости лет в молоденькую певичку» — такая интерпретация пока вполне устраивала меня.
Конференция проходила в отеле на берегу Атлантического океана неподалеку от Сан-Хуана — столицы Пуэрто-Рико. Рядом с отелем были чудный песчаный пляж и огромное зеленое поле для игры в гольф с живописными пальмами прямо на океанском берегу. По утрам и вечерам мы с Аделиной купались и гуляли по берегу, а днем я проводил время на заседаниях, знакомился с американскими учеными, участвовал в дискуссиях. Я успешно сделал доклад по теории нового класса кодов, и Аделина помогала с английским, который был у меня далек от совершенства.
Конференция спонсировалась знаменитым Калтеком — Калифорнийским технологическим институтом и принадлежащей ему Лабораторией реактивного движения. В последний день конференции состоялся прощальный банкет прямо на берегу океана. Столы были расставлены под легким навесом, украшенным множеством небольших цветных фонариков. Мы пили шампанское в компании с профессором из Калтека и его женой, настроение было праздничное… Ближе к концу банкета я обратил внимание на активную даму из оргкомитета конференции, которая ходила от стола к столу и показывала всем какую-то бумагу. «Что за документ показывает наша активистка?» — спросил я профессора.
— Она собирает подписи под некрологом в связи с кончиной одного видного ученого из Калифорнии. Вы, наверное, не знаете его…
— В какой области он работал?
— Главным образом в теории кодирования.
— Тогда я должен его знать… Кто он?
— Джошуа Саймон…
Холодок пробежал по моей спине… Умер Саймон, мой научный двойник, с которым я планировал вскоре встретиться. Арон считает его самым талантливым в нашем деле. Аделина тотчас оценила мое шоковое состояние и стала объяснять нашим застольным друзьям, что существует код Саймона-Уварова и что ее муж и есть тот самый Уваров. Мне стоило большого труда, не выдав своего волнения, включиться в разговор:
— Я никогда не встречался лично с доктором Саймоном, но очень хорошо знаю его публикации, мы работали в одной области.
— Тогда вам обязательно следует подписать некролог.
— Что случилось с Джошуа?
— Подробностей не знаю… Он собирался приехать на эту конференцию с докладом, но из-за обострения болезни попал в госпиталь и, увы… уже не вышел оттуда. Насколько я знаю, у него был рак мозга.
Саймон собирался приехать на эту конференцию, у нас был шанс наконец-то встретиться, посмотреть в глаза друг другу! «Ах, только б не смолк под дугой колокольчик, глаза бы смотрели в глаза…» Увы, колокольчик смолк навсегда… Я шепнул Аделине, что должен побыть один, извинился и вышел к океану.
Было уже темно… Вся линия берега вплоть до Сан-Хуана светилась огнями, ограждая остров от тьмы бесконечного океана. Океан шумел остатками вчерашнего шторма, и белые гребешки угасающих волн просвечивали сквозь темноту. Когда-то именно сюда приплыли парусники Христофора Колумба во время его второго плавания из Европы. Адмирал уже знал путь в Новый свет, но всё еще думал, что приплыл в Индию. Он заблуждался, но такое заблуждение стоит многих знаний, он искал одно, а открыл совсем другое — типичный эпизод в истории поисков нового. Если ищешь долго и упорно, если веришь, что наконец нашел, очень трудно признать, что нашел не то, что искал. Так и у меня… Там, за этим безбрежным океаном, остался мой родной город Санкт-Петербург… Я пересек океан «в поисках утраченного времени», как говорил классик, в поисках некоего идеала… Но оказалось, что утраченное, канув в Лету, не возрождается и что открыл я для себя нечто другое, может быть, значительное и важное, но другое… И теперь трудно признать, что открытое не совпадает с искомым… В отличие от поиска Колумба, мое искомое, судя по всему, просто не существует.
Саймон умер… Я не успел встретиться с ним. Собирался, но не собрался — и не успел, опоздал. Как это могло случиться? Это потому, что я в немилости у природы? Или здесь какой-то другой, недоступный мне замысел? Или нелепая случайность? Джошуа Саймон… Я поначалу, на слух, думал, что Саймон — это его имя. Мы шли с ним вместе, рядом, словно по одной узкой тропинке, с которой нельзя свернуть в сторону. Мы были рядом, разделенные железным занавесом и многими тысячами километров суши и моря. Мы шли одним и тем же путем, никогда не видя друг друга и даже долгое время не зная о существовании друг друга. Это удивительно, а некоторые скажут — невероятно, но это так. Однако самое удивительное: если один из нас сбивался с дороги, другой поджидал его на общей тропе, не спешил уйти вперед. Джошуа был глубже меня, хотя иногда мне удавалось опережать его вследствие внезапных находок и ниспосланных Провидением озарений. Потом он догонял меня, чтобы сначала преподать урок математической строгости, а потом пойти вперед. Не имея возможности договориться о направлении дальнейшего движения, Джошуа и я всегда выбирали один и тот же путь. Мы шли по одной и той же научной тропе, ведущей из области неведения в страну ведения, не отклоняясь и не соблазняясь ложными боковыми ответвлениями. Я не знаю, как и почему это происходило — как будто кто-то вел или что-то вело нас. Арон, лучше кого бы то ни было знавший историю нашего с Джошуа синхронного научного поиска, называл «это что-то» приземленно — «синхронная интуиция, вызванная ясным пониманием текущих задач и конечных целей». Мне сейчас хотелось бы назвать «это что-то» более возвышенно… Наш совместный путь пролегал на виртуальной тропе в каких-то высших, невидимых и нам только отчасти доступных нематериальных