Рикардо
Если б в самом деле!
(К Сельо, тихо.)
Ну, Сельо, что ты скажешь?
Сельо
Что она Ваш страстный пыл вознаградит сполна.
Маркиз Рикардо и Сельо уходят.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
Диана, Теодоро.
Диана
Написали?
Теодоро
Да, причем Вышло плохо, — видно сразу. Я работал по приказу.
Диана
Покажите.
Теодоро
Вот.
Диана
Прочтем.
(Читает.)
«Кто любит вслед чужой любви, тот жаден, В нем завистью зажжен сердечный пыл; Кто сам себе блаженство не сулил, К чужому счастью остается хладен. Но если наш возлюбленный украден Соперницей — скрывать любовь нет сил; Как кровь к лицу из потаенных жил, Призыв к устам стремится, беспощаден. Но я молчу, чтоб низость высоту Не оскорбила. Я остановился, Не преступив заветную черту. И без того довольно я открылся; Забыть о счастье я мудрей сочту, Иначе могут счесть, что я забылся». Вы, право, всех затмите скоро!
Теодоро
Вы надо мной смеетесь?
Диана
Нет.
Теодоро
Скажите правду.
Диана
Мой ответ: Вы победили, Теодоро.
Теодоро
Увы, я вижу — есть причина, Чтоб я забыл покой и сон: Слугу не терпят, если он Кой в чем искусней господина. Один король сказал вельможе: «Я озабочен, и весьма. Я сочинил проект письма; Прошу вас, сочините тоже. Что будет лучше, я пошлю». Вельможа бедный постарался, И текст письма ему удался, Как не удался королю. Увидев, что его письму Властитель отдал предпочтенье, Он погрузился в размышленье, Шагая к дому своему. «Бежим скорей, — сказал он сыну, Меня ужасный ждет конец». Сын попросил, чтобы отец Хотя бы объяснил причину. «Король узнал, — сказал вельможа,— Что я искуснее, чем он». Вот я, сеньора, и смущен: Моя история похожа.
Диана
О нет, и если приз назначен Бесспорно вашему письму, То это только потому, Что этот отклик так удачен. Похвал назад я не беру, Но я при этом не сказала, Что я отныне потеряла Доверье к моему перу. Хотя, как женщина, конечно, Я рассуждаю наобум, И мой несовершенный ум Судить не может безупречно. Но вот плохое выраженье: «Молчу, чтоб низость высоту Не оскорбила». Я прочту Вам небольшое наставленье: Любовью оскорбить нельзя, Кто б ни был тот, кто грезит счастьем; Нас оскорбляют безучастьем.
Теодоро
Любовь — опасная стезя. Мы помним участь Фаэтона И крыл Икара тщетный взмах:[116] Один на золотых конях С крутого сброшен небосклона, Другого солнце опалило И свергло на морское дно.
Диана
Будь солнце женщиной, оно Едва ли так бы поступило. Любовь — упорство до конца; Ища вниманья знатной дамы, Усердны будьте и упрямы: Не камни — женские сердца. Письмо я уношу с собой; Мне перечесть его охота.
Теодоро
Но в нем нелепостям нет счета.
Диана
А я не вижу ни одной.
Теодоро
Вы так добры! О, если б вечно Взамен я ваше мог хранить!
Диана
Ну что ж… Хоть лучше, может быть, Порвать его.
Теодоро
Порвать?
Диана
Конечно. То невеликая потеря, Теряют больше иногда.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
Теодоро один.
Теодоро
Ушла. Казалось — так горда! Смотрю, глазам своим не веря. Так неожиданно и смело В любви признаться, как она! Но нет, такая мысль смешна, И здесь совсем не в этом дело. Хотя бывало ли когда, Чтоб с этих строгих уст слетало: «В такой потере горя мало, Теряют больше иногда»? «Теряют больше…» Боже мой, Понятно, кто: ее подруга! Нет, глупость, жалкая потуга, И речь идет о ней самой. И все же нет! Она умна, Честолюбива, осторожна; Такая странность невозможна; Она к другому рождена. Ей служат первые сеньоры Неаполя, я не гожусь В ее рабы. Нет, я боюсь, Что здесь опасней разговоры. Узнав мою любовь к Марселе, Она, играя и дразня, Хотела высмеять меня… Но что за страхи, в самом деле? У тех, кто шутит, никогда Так густо не краснеют щеки. А этот взгляд и вздох глубокий: «Теряют больше иногда»? Как роза, рдея изнутри И вся блестя росою зыбкой, Глядит с пурпуровой улыбкой На слезы утренней зари, Она в меня вперяла взгляд, Залившись огненным румянцем. Так пламенеющим багрянцем Ланиты яблока горят. Так как мне все же рассудить? Признаться, рассуждая строго, Для шутки — это слишком много, Для правды — мало, может быть. Остановись, мое мечтанье! Каким величьем бредишь ты!.. Нет, нет, единой красоты Меня влечет очарованье. На свете нет такой прекрасной, Такой разумной, как она.