Я хочу взглянуть, Как блещет гений ваш чудесный.
(Читает.)
«Зажечься страстью, видя страсть чужую, И ревновать, еще не полюбив,— Хоть бог любви хитер и прихотлив, Он редко хитрость измышлял такую. Я потому люблю, что я ревную, Терзаясь тем, что рок несправедлив: Ведь я красивей, а, меня забыв, Он нежным счастьем наградил другую. Я в страхе и в сомненье дни влачу, Ревную без любви, но ясно знаю: Хочу любить, любви в ответ хочу. Не защищаюсь и не уступаю; Быть понятой мечтаю и молчу. Поймет ли кто? Себя я понимаю».
Диана
Что скажете?
Теодоро
Что если здесь Все это передано верно, То лучше написать нельзя. Но только я в недоуменье: Я не слыхал, чтобы любовь Могла от ревности зажечься. Родится ревность от любви.
Диана
Я думаю, что даме этой Приятно было с ним встречаться, Но страсть не загоралась в сердце; И, лишь когда она узнала, Что он другую любит, ревность Зажгла в ней и любовь и страсть. Возможно это?
Теодоро
Да, конечно. Но и для ревности, сеньора, Уже имелось побужденье, И то была любовь; причина Не может проистечь от следствий, Она рождает их сама.
Диана
Не знаю; только дама эта Не больше чем весьма охотно Встречалась с этим человеком; Но чуть увидела она, Что он другую любит нежно, Толпа неистовых желаний Пресекла ей дорогу чести, Похитив у ее души Все те благие помышленья, С которыми она жила.
Теодоро
Письмо написано прелестно. Я состязаться не дерзну.
Диана
Попробуйте.
Теодоро
Нет, я не смею.
Диана
И все-таки я вас прошу.
Теодоро
Сеньора, вы хотите этим Изобличить мою ничтожность.
Диана
Я жду. Вернитесь поскорее.
Теодоро
Иду.
(Уходит.)
Диана
Поди сюда, Тристан!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Диана, Тристан.
Тристан
Спешу услышать повеленья, Хоть и стыжусь своих штанов; Ваш секретарь, мой благодетель, Уже давненько на мели. А плохо, если кавальеро Лакея держит замухрышкой: Лакей — и зеркало, и свечка, И балдахин для господина, И это забывать невместно. Мудрец сказал: когда сеньор Сидит верхом, то мы — ступени, Затем что до его лица По нашему восходят телу. Он в средствах, видимо, стеснен.
Диана
Что ж, он играет?
Тристан
Вот уж если б! Ведь кто играет, тот всегда Возьмет свое то с тех, то с этих. Бывало, всякий царь учился Какому-нибудь рукоделью, Чтоб, если на войне иль в море Он потеряет королевство, Уметь чем прокормить себя. Счастливец тот, кто с малолетства Обучен хорошо играть! Игра, когда сидишь без денег, Есть благородное искусство Легко добыть на прокормленье. Иной великий живописец, Упорно изощряя гений, Портрет напишет, как живой, Чтобы услышать от невежды, Что он не стоит трех эскудо;[115] А игроку сказать лишь этак: «Иду!» — и если повезло, Глядишь — и взял все сто процентов.
Диана
Он, словом, не игрок?
Тристан
Он робок.
Диана
Он вместо этого, наверно, Любовью занят.
Тристан
Он? Любовью? Вот шутка! Это лед чистейший.
Диана
Однако человек, как он, Изящный, холостой, любезный, Не может не таить в душе Какого-нибудь увлеченья.
Тристан
Мне вверены ячмень и сено, Я не ношу записок нежных. Весь день он тут, у вас на службе, Ему и времени-то нету.
Диана
А вечером он не выходит?
Тристан
Я не хожу с ним: изувечен — Нога разбита у меня.