в тени соседнего дома, стали ждать. Наблюдали за пустой улицей больше часа, замёрзли так, что начали стучать зубами, пока не дождались патруля, который появился со стороны полицейского участка. Два полицая приблизились к зданию биржи, обошли его вокруг, потоптались, будто что-то высматривая, но ребят не заметили. Один полицай был здоровенный бугай, а другой, наоборот, маленький, плюгавый, несуразный. Даже странно было, как такого взяли в полицаи. Видно, плохо с кадрами у этих нелюдей, а на безрыбье и рак рыба! Эта странная пара прошла так близко, что на ребят повеяло перегаром, да и по нетвёрдой походке полицаев было видно, что дело не обошлось без самогона. Странным казалось то, что он не развязал им языки. Два основательно подвыпивших полицая совершили обход биржи в гробовом молчании и отправились дальше. Виктор и Володя подождали ещё около часа, пока полицаи не вернулись. Они обошли биржу и двинулись теперь в сторону полицейского участка.
На другой день Виктор, не выспавшийся, с лихорадочным блеском в глазах, едва довёл репетицию до конца.
– Давай я сегодня ночью сам пойду, – предложил Володя, когда речь зашла о второй ночи наблюдений. – А то тебе ведь днём опять работать, оркестром руководить!
– Я тебя одного не отпущу! – возразил Виктор.
– А я с собой Семёна Остапенко возьму!
То был его товарищ по группе. Совсем недавно Остапенко приняли в комсомол. Виктор сам подписал и вручил ему временный комсомольский билет. Семёну не исполнилось ещё шестнадцати лет. Как и сам Лукьянченко, он был одним из тех отчаянно храбрых, но очень молодых ребят, которых собрал вокруг себя с самых первых дней оккупации Сергей Тюленин.
– Только глядите, хлопцы, будьте осторожны, – сдаваясь на уговоры Лукьянченко, напутствовал Виктор. – Задача прежняя: наблюдать и фиксировать время появления патруля.
Так, вторую ночь разведки он уступил своим младшим товарищам. А Лукьянченко и Остапенко, просидев возле биржи почти до утра, принесли новые сведения: на этот раз полицаи были трезвые и обход совершали каждые 40–50 минут. Не зря, однако, ребята потратили время! Володя прибежал к Виктору в хату с докладом с утра пораньше, и тот не мог не отпустить его отдохнуть.
– Вы с Семёном в клуб приходите сегодня к вечеру, под конец репетиции. Отдыхайте пока. Ночью опять к бирже пойдём. Втроём.
Так же исправно, только днём, посещали биржу Люба и Серёжа. С самого начала существования организации ни одну из своих операций ребята ещё не готовили так тщательно, как эту, чтобы, когда настанет срок, разыграть её как по нотам и быть готовыми к любой неожиданности. Ничто не должно было помешать им уничтожить биржу!
Операцию запланировали в ночь на 6 декабря. Виктор, Володя и Семён уже подробно рассмотрели разные варианты развития событий. В случае появления патруля задачей их было отвлечь полицаев на себя и увести от биржи. Втроём они имели хорошие шансы сделать это, не особенно рискуя сами. И всё же осознание важности предстоящего дела не позволяло Виктору вздохнуть спокойно все эти дни. В клубе он репетировал с оркестром музыкальные номера, а по ночам, то возле биржи, то во сне, проходили другие репетиции, и голова Виктора была целиком занята ими.
Даже Евгений Мошков заметил его озабоченность.
– Да ты, Витя, не думай, отпусти уже! – сказал как-то Женя, заглянув ему в глаза. – Всё ведь и вдоль и поперёк продумано, дальше некуда. Это как с музыкой, сам знаешь: учишь новую мелодию, повторяешь каждый день и всё боишься, что запнёшься, а отложи на пару дней – и зазвучит она так, что любо-дорого послушать!
– Это ты очень хорошо сравнил, – оценил Виктор. – Действительно, похоже! А остановиться вовремя – это и вправду уметь надо. Недаром же говорится: лучшее – враг хорошего. И так во всём.
Он смущенно улыбнулся, признавшись себе в привычке всё доводить до совершенства, у которой есть и вот эта обратная сторона.
Спускаясь по лестнице и опять-таки по привычке спеша, боясь потерять лишние минуты, которые могут пригодиться для дела, Виктор обогнал девушку с густыми русыми косами, струившимися по её спине до пояса поверх наброшенного на плечи платка с ярким цветочным узором. Он на миг остановил взгляд на этих косах, но, не успев понять, почему, промчался было мимо, когда девушка вдруг окликнула его таким пронзительно знакомым голосом:
– Виктор!
Он обернулся. И встал как вкопанный.
– Аня?
Ясные голубые глаза засветились, словно в них взошло солнце, и лицо девушки просияло. Да, это была она, Анечка Сопова! А ведь он на днях как раз думал о ней, о том, чтобы заглянуть к ней домой и позвать в клубную самодеятельность. Он думал об этом даже не однажды, но мысль прилетала и улетала, потому что главной его мыслью все эти дни оставалась биржа. А сейчас Виктору даже стало совестно. На миг он совершенно растерялся от неожиданности. Но видеть её лицо было так радостно, а слышать её голос – так сладко и так удивительно!
И особенно тепло отозвалось у него в сердце её имя.
– Аня! – Снова попробовал он на вкус эти сладкие для сердца звуки. – Как хорошо, что ты с нами…
Он хотел сказать, что рад её участию в клубной работе, даже её простому присутствию здесь, но она посмотрела на него пристально и значительно и ответила гордо:
– Конечно, я с вами, Витя. Не могу же я спокойно дома сидеть, когда такие дела в нашем городе делаются!
И её немного наивная гордость передалась ему. Грудь Виктора распирало от счастья, что его сердце не ошиблось в этой девушке ещё тогда, два года назад.
– Ты у Земнухова в театральном? – спросил Виктор, ослепительно улыбаясь.
– Угадал. Только я у него в кружке художественного слова. Мы стихи читаем.
– А сейчас ты – домой?
– А ты?
В Аниных глазах он прочёл то, что хотелось сказать ему самому:
– Я тебя провожу. Можно?
– Конечно! – Её лицо, только что сиявшее блаженством, стало серьёзным и строгим. – Мы с тобой так давно не виделись, надо же нам поговорить!
Они спустились с крыльца и оказались на залитой лунным светом улице.
– Вот, опять уже стемнело, а я и не заметила, как день пролетел! – воскликнула Аня. – Так чудно! Ведь, знаешь, зимой, бывает, так хочется спать, и даже в школе, помню, за партой сидишь и носом клюёшь. А теперь – ничего подобного! Война, оккупация, всё так страшно и плохо – а я верю, что мы победим, и очень скоро, и мне эта вера душу греет! И даже спать не хочется, как