Читать интересную книгу Развилки истории. Развилки судеб - Григорий Ильич Казакевич

но и с его описанием в литературе!

Выясняется: у героя рассказа Вальтера Скотта — своё предсказание — оно исполнилось.

У Печорина — своё (смерть от злой жены) — поэтому он остаётся живым.

Не зря Вальтер Скотт — или его образы! — возникают в романе в ситуациях с риском для жизни — причём именно с риском смерти от выстрела!

И у Скотта, и у Лермонтова убивает свой своего (не вражеского воина).

Рассказ «Вдова горца» опубликован Вальтером Скоттом в первой серии «Кэнонгейтской хроники», вторая серия которой — «Пертская красавица», где также рассматривалась тема рока и попытки его избежать, приводящей к исполнению предсказания. По-видимому, имеется в виду именно это издание, в котором также опубликован рассказ «Два гуртовщика», посвящённый той же теме.

Таким образом, похоже, Лермонтовым в зашифрованном виде указан источник происхождения имени Максим Максимыч.

И это подтверждается окончанием «Героя нашего времени», в последних строках которого Максим Максимыч говорит о пьянстве (отсылка к Мак-Лишу!) и о роке: «Впрочем, уж так у него на роду было написано!»

Последняя фраза романа «он вообще не любит метафизических прений» (о Максиме Максимыче) — отсылает (в форме противопоставления) опять к упомянутым произведениям Вальтера Скотта, где «метафизические прения» представлены в художественной форме.

III. Комментарий к журналу Печорина

Есть и другой аспект личности Печорина, диалектически (хотя это слово нынче немодно) противоположный страху: гордыня.

Если обратить внимание на выбор Печориным друзей и врагов, можно заметить, что в друзья (в той малой степени, в какой он способен на дружбу) — он берёт людей, в том или ином отношении неравных ему, — но и не собирающихся становиться вровень и вступать в соперничество.

Вернер — человек, с которым можно на равных говорить о высоких материях, — но слабый как ребёнок — и не претендующий на соревнование в силе и смелости, явно не кандидат в противники на дуэли — и нечестно было бы его на подобное провоцировать — чего Печорин делать и не стал, хотя находился в состоянии крайнего нервного напряжения и был очень разозлён тем, что Вернер при последней встрече (после дуэли с Грушницким) не протянул ему руки. Кроме того, у них не было соперничества из-за женщины. Впрочем, наверное, всё напряжение ушло в скачку и в слёзы на дороге… Взрыв обошёлся без человеческих жертв.

Максим Максимыч — хороший старший товарищ в боевых и приближенных к ним условиях — но именно в таких условиях! — а в обычной естественной для Печорина жизни абсолютно ему не нужный — и ни по образованию, ни по воспитанию явно не равный ему.

С Вуличем, которого Печорин — по крайней мере по первому впечатлению — более глубоко они не общались — мог полагать равным себе, — у него состоялась своеобразная дуэль.

Грушницкого, которого он считал пародией на себя — причём пародией, претендующей на равенство, а то и на первенство («Княжна Мери» написана до «Тени» Андерсена!), — Печорин доводит до морального падения, до бесчестности, до дуэли и смерти.

Сопоставление — и противопоставление — Грушницкого и Вулича явно проводится автором при описании храбрости каждого. Грушницкий «махает шашкой, кричит и бросается вперёд, зажмуря глаза. Это что-то не русская храбрость!..» Вулич: «он бросился вперёд, увлёк за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами». Это — без авторского уточнения — по-видимому, храбрость, уважаемая автором, — русская храбрость — при том, что персонаж — серб. Если бы у Печорина состоялась дуэль с Вуличем, Вулич бы не промахнулся. Он, в отличие от Грушницкого, в бою не закрывает глаза и стреляет «прехладнокровно».

Гордыня, проявляемая Печориным в отношениях с людьми, проявляется и в его борьбе с роком.

Он готов ценой жизни показать, что свободен, что победит рок, — и идёт на дуэль безоружным, давая противнику выстрел. В «Фаталисте» — после спора с Вуличем, в котором в конечном итоге, после обретения уверенности в недостоверности пророчеств вдруг выясняется, что они исполняются, предопределённость существует! — Печорин проявляет особенную, отчаянную храбрость — он готов погибнуть достойным, красивым с точки зрения офицерской чести образом — и победить таким образом рок. Аналогично — на дуэли с Грушницким, стоя безоружным под дулом пистолета на краю самим же Печориным выбранной пропасти.

Идёт шахматная игра человека с самим собой — и где тут выигрыш, где проигрыш? А ничьей нет — всё закончится так или иначе. Смешать фигуры, покончив с жизнью? Застрелиться или броситься в пропасть, не подставляясь под чью-то пулю, не принуждая кого-то к убийству? А не хочется! Помимо того, что не хочется брать на себя грех самоубийства — лучше чужими руками — вспомним Настасью Филипповну! Но это — отдельная тема. И лучше ли — вводить другого во грех? Для «демонического» Печорина подобное кажется несомненно лучшим. А, кроме того, в его ситуации самоубийство — не по существу дела. Здесь борьба не с абсолютным — Богом (чем позже занимается студент Кириллов у Достоевского в «Бесах»), не с неизбежным — смертью — а с предопределённостью — причём не абсолютной, а прозвучавшей из чьих-то уст, — может, лживых, а может, просто сказавших, что в голову взбрело. Поэтому в борьбе тоже не должен применяться метод с предопределённым результатом, а должна использоваться случайность — хоть с весьма вероятным летальным исходом.

А почему сам Печорин не писал в своих дневниках о сражении с роком? Полагаю, не желал показаться смешным. Перед кем? Перед гипотетическим — а, может, Высшим читателем. Не хотел оказаться в роли Грушницкого.

А если посмотреть судьбу Печорина дальше? Можно представить: устанет бороться, всё настолько осточертеет, что женится, — и доведёт жену до того, чтоб его убила!.. Но это уже для другого писателя…

Кстати, возможно, Лермонтов, дав ключ к разгадке, саму разгадку не даёт из нежелания снизить образ Печорина, а также из злой иронии к читателю, которую, зная ответ, легко увидеть в авторском предисловии к роману, написанном для второго издания. Там говорится про «несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов», с учётом того, что буквального-то значения никто не заметил!

Конечно, сам образ Печорина и влияние его на русскую культуру значительно разносторонней темы пророчества и попыток его избежать (как раз с этой стороны влияние невелико). Когда вокруг песчинки образуется жемчужина, для ценителей жемчуга исходная структура песчинки не важна, но если исследователь её выяснит, — почему бы ему не обнародовать свои результаты, не думая о том, что кому-то такая прозаическая материя, как песчинка, помешает любоваться переливами перламутра.

И, может,