Читать интересную книгу Развилки истории. Развилки судеб - Григорий Ильич Казакевич

огромная жаба, ползёт по грязи. Но они не смеются — понимают: засмеяться — значит, испортить всё удовольствие. И кричат: «Молодец! Давай! Вперёд!» — и он ползёт. Он знает, что дома волнуются, что одежда изорвана, что его будут ругать — но какое всё это имеет значенье? Его приняли! Приняли! Свой!

«А знаешь, Оленька, игры, вообще-то, преинтереснейшая штука. Ведь ради того, чтоб участвовать в самом процессе игры, чтобы почувствовать себя принятым, человек готов подчиняться совершенно нелепым и порой неприятным правилам… Да, если Колька придёт грязным и ободранным, ты его не очень ругай — новеньких всегда испытывают, над ними всегда издеваются — ну, правда, над Колькой будут издеваться и потом — когда он давно уж не будет новеньким». — «Ну, опять ты своё!» — «Извини, Оль, не буду. Так вот, про игры. Ведь для того, чтоб войти в игру, нужно согласие. Нет согласия — ты в безопасности от игры — но ты не в игре. Есть согласие — ты в игре, ты свой — но все, самые жестокие правила могут обрушиться на тебя — и это справедливо. Помню, однажды мы играли у речки — под тем самым холмом — и надо же, кто-то придумал правило: каждый должен — я уж не помню, зачем — поймать и съесть живую лягушку». — «Да ну тебя! Всякие гадости рассказываешь!» — «Ну ладно, не буду. А вообще, это было отвратительно». — «Надеюсь, теперь в подобные игры не играют! Это ж надо — лягушек есть! Бр-р…» — «Думаю, не играют — это кто-то из наших тогда придумал — а отступать было нельзя. „Что, — скажут, — слабо!“ И всем пришлось это сделать — но больше так не играли. А многие игры передаются из поколения в поколение. И еще я слышал — так ли это — не знаю — что есть тайные игры, которые известны очень немногим. Это страшные игры!» Тень мысли стала мыслью. Беспощадной и жгучей. Он вскочил. К холму!

Ура! Победа! Куст — укрепленье врага — взят. Командир благодарит подчинённых — и его в том числе! Да, он грязный, одежда в лохмотьях, а они — командир и Мишка — почти не запачкались. Ну что же — он выполнил долг. Мишка смотрит на его нелепую ободранную фигуру, и ему смешно. Но командир серьёзен — очень серьёзен — попробуй тут засмеяться! Рука командира легла Коле на плечо. «Благодарю. Молодец. Хочешь ещё поиграть?» Какое играть! Ничего уж не нужно — только лечь. Отдохнуть. Полежать, никуда не ползя. Но разве можно сказать «нет», когда приглашает командир? «Да, конечно». — «Ну, молодец! Тогда мы будем с тобой играть в жмурки, — последние слова он произнес как-то невнятно, — правила знаешь?» — «Да, конечно». «Отлично. А ты гуляй!» — это он Мишке. С Серёгой разве поспоришь? «Ну и ладно!» — Мишка побежал прочь.

Толстая, нелепая фигура неслась по дороге. Верней, не неслась — чуть ползла. Неслась она раньше. Сейчас сил уж не было. Вовсе. Оля осталась где-то сзади. Он шёл, задыхаясь, грязный, потный и красный, в домашних тапочках. Холм, и склон — тот, лесистый, с просекой. Неужели это случится! Вперёд! Он рванулся — вперёд! — но через пару шагов, задыхаясь, остановился — и снова вперёд — медленно, но вперёд. Только б успеть! Кто-то легко и весело бежал ему навстречу. Мишка! Соседский Мишка! «Где они?» — «Да там, на холме, в жмурки играют». Мишка с удивлением посмотрел на толстого дядьку, схватившегося за сердце и грузно осевшего на землю. «Совсем спятил — как и сынок его. Ну их подальше!» И он побежал прочь. «Нельзя сидеть — надо бежать!» Сердце ныло, но он вскочил — точней, медленно, кряхтя, поднялся на ноги и, шатаясь, пошёл вперёд… Жмурки. Что он ждал — то случилось. Страшное. Злое. Смертельное?

Холм. Вершина. Широкая, плоская — и виден уж поезд, вдали огибающий холм. Вперёд! Поезд исчез из виду. Ну же! Ну! Но с другой стороны холма поезд не появился. Всё. Все кончено. Он не успел. Жмурки. Смерть. Его несостоявшаяся смерть — а для сына она состоялась!.. Он учился в той школе — когда-то. И был там один, невзлюбивший его. Вдруг, однажды — позвал поиграть. В жмурки. Причём произнёс это слово невнятно — почему-то. Он согласился — очень редко его приглашали играть — а ведь как он хотел быть со всеми! Тот зачем-то спросил: «Правила знаешь?» — «Да, конечно». И они пошли на холм. Но внезапно ему расхотелось играть, почему — непонятно, — и он отказался. Он сказал, что не хочет играть — и ушёл. Тот был зол — очень зол — но потом как-то что-то списал у него — и они подружились — точней, примирились друг с другом. Но играть — не играли — особенно в жмурки! Он того как-то раз пригласил — и услышал отказ. Очень грубый и резкий. А потом тот ушёл в другой класс — и принес туда смерть. В игре в жмурки. С ним игравший — попал под поезд. Насмерть. По рассказам, они закрывали глаза — доверяя друг другу — и бежали по просеке к рельсам. Машинист их увидел в последний момент. С ним игравший — погиб. Тот же — нет.

Вспомнил об этой истории он лишь позже, узнав слово «жмурик» — «покойник». И тогда понял всё. Почему слово «жмурки» говорилось невнятно, почему тот спросил, знает ли он правила. Да, они не считали всё это убийством — те мерзавцы, что создали эту игру! Соглашаешься с правилами — согласился со смертью! Так задумано было — и сделано. И глаза у того-то уж были открыты! А другому — упасть — и под поезд — если правильно всё рассчитать.

И изгои — кого унижали презреньем и почти не считали людьми — отомстили. Да, глупцы — но придумали это — лютость зла обострила им ум — и они отомстили — тем, кого ненавидят, кто считает себя выше их. Да, игра. Поколенья прошли — но она всё жива — зло промчало её через время — и свалило на сына! И ведь знал он! Тогда уже знал! Но забыл. Надо помнить — а он позабыл. Он же мог спасти сына!

Он углубился в лес, вышел на просеку и спустился к дороге. Санитары собирали то, что осталось от Коли. Серёга сидел на рельсе и плакал — а ведь плакал он редко — так казалось по