оркестра в бумагах напишу. Мы потом и другие кружки наберём, ещё руководители нужны будут. Ставки им я сделаю, но в руководство клуба они входить не будут. Администрация – только мы трое. Или ты не согласен в ней состоять?
– Разве я сказал, что не согласен? – дал задний ход Иван.
– Тогда оформляемся и быстро собираем всех своих! Начинаем работать, не откладывая. Мы должны как можно скорее подготовить концерт для фрицев. Комендант будет наведываться сюда и интересоваться, как у нас дела, совать в них свой фашистский нос. Ясно?
– Ясно! – кивнул окончательно обезоруженный Ваня.
Когда Виктор с Иваном вышли из кабинета директора, Земнухов признался:
– А он, Мошков, парень что надо. Выходит, зря я на него в прошлый раз…
– Я, Ваня, рад, что ты это понял, – искренне поддержал его Виктор. – Очень рад! Нам ведь вместе работать, и уже с завтрашнего дня.
До вечера Виктору и Ивану нужно было оповестить всех своих активистов о завтрашнем сборе в клубе. В первую очередь зашли к Левашову и Тюленину, чтобы подключить их к делу. Серёжа взял на себя свою группу и кое-кого из ребят по соседству. Василий как руководитель центральной группы тоже обещал обежать всех своих. Остальные доставались Ване Земнухову, а Виктор вызвался сходить в Первомайск к Анатолию Попову и Ульяне Громовой. Решено было пока набирать ребят в оркестр, в драмкружок и в студию художественного слова.
В голове у Виктора роилось множество мыслей о новых возможностях, которые открывала перед ребятами работа в клубе. Избавление от вызовов на биржу и опасности быть угнанными в рабство – это был первый и главный, но далеко не единственный выигрыш. Теперь у активных членов организации появилась возможность встречаться, не вызывая подозрений.
Виктор радовался как ребёнок от осознания того, сколько ребят и девчат удалось ему в своё время пристрастить к музыке благодаря своему школьному оркестру. И в том, что многие из них достигли вполне приличного уровня игры, была и его заслуга. Теперь он мог снова собирать их в оркестр, зная, что за каких-нибудь полтора месяца репетиций сможет подготовить с ними большую концертную программу, и это ничуть не помешает им выполнять любые задания штаба подпольной организации. А сами репетиции – разве не идеальная маскировка для заседаний штаба?!
Толя Попов, выслушав Виктора, тоже воодушевился:
– Здорово придумано! Будем встречаться каждый день – глядишь, работа наша закипит ещё пуще. Эх, пожалеют сволочи фашистские и их холуи, что на нашу молодежь покуситься вздумали! Вот им их проклятая Германия, пусть выкусят! Мы им такую музыку сыграем…
– Значит, Толя, ты своих предупредишь, что завтра к десяти мы ждем всех в клубе? – подытожил Виктор.
– Конечно! Посёлок небольшой, я легко успею. Значит, Витя, всех, кто играть умеет, – к тебе в оркестр? А кто не умеет?
– А кто не умеет – к Ване Земнухову в драмкружок. Потом мы ещё что-нибудь придумаем!
Они простились, хлопая друг друга по спине и широко улыбаясь.
Виктор вернулся домой усталый и радостно возбуждённый и уже не мог молчать в ответ на расспросы матери. Он рассказал ей обо всём, чем был переполнен до краёв.
– Как хорошо, Витенька! Значит, и Лукьянченко твоего никуда не заберут, и Серёжу Тюленина, и Васю! А то что же это? Пятнадцать лет, почти дитё ещё, – а его как скотину на убой… Это я про Володю. Только ты будь осторожен, Витенька. Много сейчас шкур продажных…
– Не думай об этом, мамочка, – сжимая пальцы матери в своей руке, ласково попросил Виктор.
– Не буду, – пообещала она и погладила его по голове.
Виктор лёг на кровать и попытался заснуть, но и ум, и чувства его были всё ещё разгоряченными, словно тройка после долгой скачки. Он лежал с закрытыми глазами, а сон не шёл.
Вдруг раздался стук в оконное стекло. Тот самый условный стук, известный только своим. Виктор легко вскочил с постели, бросился к окну, увидел Васю Левашова и побежал открывать дверь.
– Я, Витя, только что от Любы. – В Васином голосе чувствовалось мучительное напряжение, и звучал он неестественно звонко. – Она вернулась. Съездила неудачно. Того парня, что приёмники делает, не нашла. Велела тебе передать, что у твоих в Ворошиловграде дела, похоже, неважные. В клубе она завтра будет. Всё сама тебе расскажет. А пока отдыхай. Доброй ночи.
Выдав всё это с порога, Левашов повернулся и растворился в темноте. Последние слова помимо его воли прозвучали как какая-то издёвка. «Доброй ночи!» Ничего себе, «добрая» ночь! Что с Борисом? При мысли о нём Виктора бросило в холодный пот. Он испытывал почти физическую боль. Неужели?..
Он долго ворочался с боку на бок, пока наконец не начал проваливаться куда-то между сном и явью. Он вдруг оказался в Ворошиловграде на улице Ленина. После летнего ливня повсюду на асфальте лужи, такие глубокие, что впору по ним на лодке плыть. Виктор не замечает, что промочил ноги. Вдруг он чувствует, будто кто-то смотрит ему в затылок и идёт за ним по пятам словно тень. Он оборачивается и видит Бориса – тот идёт по лужам босиком, закатав по колено штаны. В одной руке Борис несёт свои ботинки, а в другой – радиоприёмник. Виктор смотрит на него изумлённо и испуганно. «Тебя же поймают!» – шепчет он, обливаясь холодным потом. А страх такой липкий, что ноги его начинают вязнуть в лужах, будто это не дождевая вода, а жидкая грязь. Но Борис не отвечает, только протягивает ему чёрную ручку радиоприёмника и тотчас уже проваливается в открытый люк. Виктор остаётся один с радиоприёмником в руках. Ему кажется, что это наяву. Ведь он уже однажды шёл по Ворошиловграду с приёмником. Как будто он идёт, идёт, и прохожих ему на пути не попадается, а город всё не кончается. Он где-то в Каменных Бродах, и никак не может выбраться на дорогу до Краснодона. И вдруг приёмник начинает громко передавать позывные, а следом звучит сводка Совинформбюро. Виктор идёт по городу с приёмником в руке, и звук из приёмника, словно из громкоговорителя, заполняет всё пространство вокруг. Тут со всех сторон появляются люди, обступают его всё теснее и теснее. Из радиоприёмника несётся песня «Нас утро встречает прохладой», и из окружающей его толпы мужчин и женщин тянутся руки. Виктор отдаёт им приёмник, и в то же мгновение всё исчезает, он попадает в кромешную темноту. Внутри него всё сжимается. Он кричит беззвучным криком ужаса, словно рыба, выброшенная из воды, и просыпается.
В клуб Виктор прибежал к самому открытию.