его главе сокрылся, Как прячутся рога у слизняков. 133 Язык, сперва столь дерзкий, раздвоился; А у змеи двойное лезвие Слилось в язык — и дым остановился. 136 Душа, приняв иное бытие, Как гад шипящий, уползла в долину; А тот с проклятьем плюнул на нее. 139 И, новую к ней обративши спину, Сказал: «Пусть там, где ползал я сперва, Ползет Буозо в адскую пучину». 142 Так превращался рой седьмого рва Из вида в вид; и мне да извинится, Что ясностью не блещут здесь слова. 145 Хоть было тут чему очам дивиться, Хотя мой ум от страха изнемог, Все ж не могли три тени так укрыться, 148 Чтоб распознать я Пуччио не мог: Из трех теней, подвластных чудной силе, Лишь он один свой образ уберег; 151 Другой оплакан был тобой, Гавилле!
Песнь XXVI
Содержание. Предсказав Флоренции грядущие бедствия за испорченность нравов ее жителей, Данте, поддерживаемый Виргилием, восходит с великим трудом с внутренней ограды седьмого рва на мост, перекинутый через восьмой ров. Повиснув над бездною, поэт глядит на дно и видит бесчисленное множество летающих огненных куп, в которых заключены души злых советников. Один из этих пламенников к верху раздвоен, и Данте, спросив о нем Виргилия, узнает, что в пламени казнятся Улисс и Диомед, как люди, заодно действовавшие и словом и делом на погибель Трои. Первый, на вопрос Виргилия, ответствует, как он убедил товарищей проникнуть за столпы Геркулесовы; как, пустившись в открытый океан, достиг высокой горы (чистилища), и как восставший от горы жестокий вихрь разрушил его корабль, и потопил его со всеми товарищами.
1 Гордись, Флоренция, своей державой! Весь мир дрожит под сенью крыл твоих И целый ад гремит твоею славой! 4 В числе тате́й я встретил пять таких Твоих гражда́н, что должен их стыдиться; Честь и тебе невелика от них. 7 Но если нам пред утром правда снится, Почувствуешь ты скоро то, чему Не только мир, сам Прат возвеселится.