пока на своём месте, нарочно отвернувшись в сторону.
Вскоре прибежал взволнованный Левашов.
– Витя! Ты не поверишь, кого я только что видел! – воскликнул он. – Любу Шевцову! Вот так встреча! Ведь ты её хорошо знаешь?
– Достаточно, – улыбнулся Виктор. – Мы же с ней когда-то учились в одном классе. Любаша всегда была самая храбрая среди девчат.
– Значит, ты согласен, что ей найдётся дело в нашей организации? – понизил голос Левашов. – Люба радистка, – прибавил он ещё тише, приблизив губы к уху Виктора.
– Это очень хорошо, – ответил тот. Но в эту минуту закончился антракт и началась вторая часть спектакля.
Разговор продолжили на улице, уже по дороге домой.
– Люба вместе с нами на курсах радистов училась, – признался Вася. – Правда, мы в разных группах были. И она мне сейчас сказала, что у неё в Ворошиловграде на явочной квартире рация, но явка, похоже, провалена, и доступа к рации больше нет. То есть задание своё она выполнять не может, но действовать против фашистов, конечно же, хочет. Ведь не зря же она в разведшколе училась! Я ей, Витя, в двух словах про нашу организацию намекнул. Правильно сделал?
– Правильно, – кивнул Виктор. – Любаша наш человек.
– Я у неё адрес взял, – продолжал Василий. – Обещал, что мы с тобой к ней зайдём.
– Зайдём, – согласился Виктор. – Обязательно. И очень скоро. Я бы раньше зашёл, если бы знал, что она в Краснодоне.
Надежда Петровна
Виктор всё ещё не мог забыть ворошиловградские облавы, они снились ему по ночам. В ночных кошмарах он попадал в оцепление и пытался прорваться на свободу. Его преследовало навязчивое предчувствие грозящей захлопнуться ловушки, когда он окажется беспомощным в руках вражеских приспешников вместе с десятками других ребят и девчат. Но наяву всё выглядело несколько иначе.
Оккупационные власти открыли в центре Краснодона биржу труда, которая вербовала рекрутов для работы в Германии. Поначалу речь шла о добровольцах, доверчивых жертвах фашистской пропаганды, но таковых оказалось немного, ибо листовки делали своё дело. Тогда оккупационная администрация выпустила приказ об обязательной явке всех юношей и девушек от пятнадцати лет для регистрации на бирже. Это означало, что каждый безработный подлежит отправке в Германию согласно установленному порядку.
Конечно, никто не спешил становиться на учёт. Но невыполнение приказа грозило арестом.
Виктор получил повестку одним из первых.
– Ничего, мама! Всё будет хорошо, – утешал он плачущую мать, отправляясь на биржу.
Объяснить свой оптимизм Виктор не мог, но смотрел бодро и говорил так уверенно, что мать даже улыбнулась ему в ответ. Конечно, он намеревался изображать из себя больного и слабосильного, но прекрасно понимал, что шансов обмануть медкомиссию у него немного. Оставалось только надеяться на чудо. Он знал лишь одно: в рабство к фашистам он не сдастся, это категорически исключено.
Уже у входа в биржу толпилась молодёжь. Виктору пришлось отстоять длинную очередь сначала на улице, а потом в коридоре. Настроение у ребят и девчат, выстроившихся друг за другом, понурив головы, было напряжённое и подавленное. Виктор слышал, как одна из стоявших за ним девушек шепнула своей подруге: «Лучше пусть они меня убьют, чем я буду на них работать!» «Тише! – ответила ей подруга. – Мы обязательно убежим, слышишь? Мы никуда не поедем!» Виктор потихоньку обернулся, чтобы взглянуть на девушек. Где-то он их видел, но знаком с ними не был. Одна из них была очень худенькая, просто кожа да кости. Наверное, та, которая предпочитала смерть работе на врага. Почему-то Виктор был почти уверен, что это она. Сердце у него сжалось от гнева и горечи, и он мысленно поклялся себе в эту минуту, что в немецкое рабство краснодонские девчата не поедут, как бы там ни было.
Когда подошла его очередь, Виктор протянул свою повестку лупоглазому чиновнику в больших круглых очках. Такие вот готовы служить любой власти без разбора, им совершенно всё равно, в каком механизме быть винтиками, лишь бы раскладывать по полочкам бумажки и буква в букву соблюдать инструкции. Это не вполне человеческое существо посмотрело сквозь Виктора своими тусклыми, как оловянные пуговицы, глазами, написало на повестке какой-то номер и указало на дверь справа.
Табличка на немецком языке гласила, что за этой дверью располагается медицинская комиссия. Толкнув дверь и перешагнув порог, он опять оказался перед письменным столом. Женщина в белом халате устремила на него пристальный взгляд больших сине-зелёных глаз, таких знакомых и так пронзительно напоминающих о чём-то.
Надежда Петровна! Та самая молодая женщина-врач из Суходольского пионерского лагеря, которая знала его с Анечкой Соповой общую тайну! Невероятно, но это была она! Виктор сам удивился, что даже не вздрогнул. И Надежда Петровна тоже ничем не выдала, что узнала его.
– Ступайте за ширму и раздевайтесь по пояс, – произнесла она.
За ширмой его ждала строгая пожилая медсестра.
Словно во сне, Виктор выполнял команды и отвечал на вопросы: о слабости, о недомогании, о перенесённом в сентябре тифе. Да, конечно, у него кружится голова после каждого приседания! Надежда Петровна посчитала и записала его пульс. Медицинская сестра, казалось, следила за всем происходящим подозрительно и смотрела строго. Но, может быть, это тоже была игра?
Виктор опомнился только после того, как вышел из медицинского кабинета с карточкой в руках. «Не годен», – гласило заключение, написанное крупным размашистым почерком на русском и немецком языках. Внизу стояли дата, подпись и круглая печать медкомиссии. И только после того, как чиновник в первом кабинете сделал пометку в картотеке и указал ему на выход, Виктор почувствовал, что у него и в самом деле кружится голова.
– Свободен!
Надеялся ли он услышать это слово?
Чувство облегчения недолго владело им безраздельно. Очень быстро оно сменилось тревогой за ребят. Да, Виктору невероятно повезло, но на его товарищей угроза надвигалась нешуточная, и даже если бы его знакомая женщина-врач из медкомиссии и попыталась помочь им всем так же, как ему, она не смогла бы этого сделать. Совершенно ясно, чем бы закончилась такая попытка для неё самой.
Клуб имени Горького
К счастью, опасность угона в Германию, грозящая членам организации, заботила не его одного. Буквально на следующий день к вечеру Вася Левашов принёс срочные новости из механических мастерских, переданные через брата Сергея.
– Ты знаешь, Витя, как фашисты культурную жизнь у нас в городе наладить стараются? – воскликнул он чуть не с порога. – Клуб имени Горького открывают для молодёжи, ты только представь! Это не сплетни! Сведения из дирекциона, из первых рук! А самое главное – уже известна кандидатура директора клуба. Немцы у