губ.
– Георгий переживает, что мы к празднику Великого Октября не успеем управиться, – вступился он. – Но ведь все мы понимаем, что нужно поспешить и очень постараться!
Ивану возразить на это было нечего. К тому же он наконец заметил, что у Виктора слипаются глаза, и оставил его в покое.
Виктор уже лёг и даже успел задремать, когда до него донёсся тихий стук. Кто-то выстукивал в окно условный сигнал костяшками пальцев. Метнувшись на цыпочках с постели к входной двери, Виктор отворил засов и выглянул во двор.
– Вить, я патроны принёс! – послышался из темноты шёпот Серёжи Тюленина. – Чуть было не попался, но обошлось…
На днях Серёжа заявил, что нашёл в степи ещё одно место, где имеет смысл поискать хорошенько. Сергей не прекращал своих поисков и сбора боеприпасов, начатых ещё до оккупации. И вот он снова вернулся из очередной вылазки с богатой добычей.
– За тобой хвоста нет? – спросил Виктор, вглядываясь в темноту и всё отчётливей различая в ней Серёжину фигуру, согнувшуюся под тяжестью своей ноши.
– Все чисто, Витя. Я от них ушёл! – откликнулся твёрдый Серёжин голос.
– Молодец. Давай ко мне на чердак!
Прямо под крышей хаты было самое укромное место для временного склада боеприпасов. Виктор искренне надеялся, что родители крепко спят и не слышат производимого им шума.
Сергей принёс патроны в большой плетёной корзине. Сверху на патроны он положил несколько крупных осенних яблок, но слишком мало, чтобы скрыть патроны. К тому же вес корзины говорил сам за себя. С такими гостинцами любая встреча с патрулём может стать последней. Подумав так, Виктор тотчас вспомнил свои собственные сегодняшние похождения по Ворошиловграду с приёмником в руках.
– Потом на общий склад отнесём, здесь долго хранить нельзя, – предупредил запыхавшийся Виктор, спустившись из-под крыши.
Общим складом, куда группа Сергея начала собирать боеприпасы ещё в июне, были подвалы городской общественной бани, разрушенной попавшей в неё бомбой.
– Конечно, отнесём! – подтвердил Сергей. – Ты меня, Витя, извини, но сейчас мне с этой корзиной туда не добраться.
– Ты правильно сделал, что пришёл, – заверил его Виктор. – Не забудь про завтрашнее собрание штаба.
Проводив Тюленина, Виктор постоял во дворе, вслушиваясь в темноту, пока на душе у него не стало спокойно. «Молодец Серёжка, – думал он, снова забравшись под одеяло и готовый наконец с чистой совестью отдаться своей усталости: – Отчаянная голова, но какой молодец! Только таким и улыбается удача». И Виктор ещё успел поймать себя на мысли, что доверяет Тюленину больше всех ребят, можно сказать, как самому себе.
Подпольная типография
Кому – бить фашиста, сидя в окопах, а кому – мучиться со шрифтами, пытаясь соорудить из отдельных деталей, найденных в руинах типографии, настоящий печатный станок! Жора Арутюнянц, Вася Левашов и сам Виктор не спали несколько ночей, и глаза у них горели лихорадочным блеском. Собирали букву за буквой текст листовки, бодрились из последних сил – никто не хотел ложиться спать, пока не увидит результат своего кропотливого труда. И когда весь текст наконец-то был полностью готов и сделали первый оттиск, листовка вышла напечатанной справа налево.
Жора Арутюнянц не сдержался и выругался от души, а Вася Левашов – наоборот, рассмеялся с каким-то детским добродушием.
– Твоё счастье, что Ульяна тебя не слышит! – воскликнул он. – Она бы тебе этого не спустила.
– А главное, что она вот этого позора нашего не видит! – подхватил обескураженный Иван Земнухов, с горечью сощурив близорукие глаза. – Это и вправду наше счастье. Потому что она-то думает, что мы умные. А мы и сами ведь себя умными считали…
– Да ладно вам! – отозвался Виктор невозмутимо. – Если не будем слишком долго посыпать голову пеплом, мы как раз успеем перебрать всё заново и набрать первый тираж к седьмому ноября.
– Умеешь ты, Витя, утешить! – усмехнулся Жора, измождённый, всклокоченный, чумазый как трубочист, глядя на Виктора с плохо скрываемым раздражением. – Или это шутки у тебя такие? У нас сегодня какое число? Ещё октябрь не кончился! Ты что же это, хочешь сказать, что нам ещё целую неделю тут колупаться?
– Хочу сказать, что спать теперь будем по очереди, и первая очередь по праву твоя, – ещё спокойнее отозвался Виктор. – Потому что сотворить такое можно только с недосыпа. А ещё не забывай, что к седьмому листовки должны висеть по всему городу. К тому же мы ведь обещали некоторым ребятам, что примем их в комсомол. Когда ещё, если не к празднику? Его нужно отметить так, чтобы весь Краснодон запомнил. А значит, всем нам ещё придётся для этого потрудиться.
Вот это ты верно сказал! – подхватил Ваня Земнухов. – Праздник мы должны отметить так, чтобы наши люди его потом вспоминали много лет. Пусть знают все, что Краснодон не признаёт над собой фашистской власти!
– Что же, поддерживаю! – усмехнулся Георгий теперь уже вполне благодушно. – Ты меня, Витя, извини. Я с этими шрифтами дольше вас всех мучаюсь, потому что раньше начал, вот и не хватает уже терпения.
Всегда обидно переделывать заново кропотливую работу, но Жора действительно успокоился. Виктору удалось погасить в нём вспышку гнева, и его горькая ухмылка превратилась в добрую, душевную улыбку, придававшую ему неизменное обаяние.
Мимика у Георгия была настолько выразительная, что в минуты гнева черты его становились отталкивающими, меняясь до неузнаваемости, как будто в нём пробуждался кто-то другой, чужой и враждебный. И ведь эта враждебная сила оборачивалась против него самого. Виктору стало не по себе от сознания того, что и ему она хорошо знакома. В нём самом точно также сидел тот, кто не желал принимать никаких оправданий, а только требовал каждый раз выполнения поставленной задачи любой ценой. Наверное, Виктор никогда ещё не осознавал его в себе с такой отчётливостью. И под действием этого осознания ощутил необходимость выразить его как можно проще и понятнее.
– Хлопцы, – обводя взглядом чумазые лица с покрасневшими глазами, обратился Виктор к ребятам. – Давайте не будем на себя сердиться. Никакой беды не случилось. Для первого раза оплошность наша вполне простительна. Ничего нет страшного в том, что мы оказались сейчас не такими умными, как хотели о себе думать. – Он пристально посмотрел в глаза Ивану Земнухову и мягко приподнял в чуть заметной улыбке уголки губ. – И даже если бы те, перед кем мы так стыдимся, видели нас сейчас, они бы нас простили. Потому что мы делаем очень трудную и совершенно незнакомую нам работу. А главное – она сейчас жизненно важна, и мы всё равно её сделаем. Ведь своя подпольная типография –