на Коцюбинского.
– Дела наши, Витя, плохие, – тяжело произнёс Николай, глядя так пронзительно, что у Виктора упало сердце. – На Коцюбинского ходить нельзя ни в коем случае. Та явка провалена. За квартирой следят.
– А хозяйка квартиры? – взволнованно спросил Виктор. – Что с ней? Она…
Виктор осёкся, не решившись выговорить роковое слово.
– Нет, она не арестована, сейчас скрывается у надёжных людей, – ответил Николай. – У нас есть с ней связь через связную, на которую ты нас вывел перед своим уходом в Краснодон. И от твоей же связной пришла информация по поводу Сестрицы.
Виктор вздрогнул, услышав подпольную кличку Надежды Фесенко.
– Что с Сестрицей? – быстро спросил он, пристально взглянув на Николая.
– Она арестована. С ней работает гестапо. И с Подругой тоже.
«Подруга» – была подпольная кличка Галины Сериковой. У Виктора на миг потемнело в глазах.
– Хорошо, что ты пришёл. Ты должен забрать у меня радиоприёмник, – услышал вдруг Виктор, словно провалился в свой недавний сон.
– Ты что, думаешь, Сестрица и Подруга?..
Он снова не решился договорить предположение, от которого его охватывали одновременно жгучий стыд и леденящий ужас.
– Нет, – решительно качнул головой Николай. – Не в этом дело. Тётка Аграфена знает, что приёмник у меня. А у неё язык как помело. Её уже и в гестапо вызывали из-за её языка. Мы не можем больше рисковать. Тем более что через связную у нас теперь есть выход на другой приёмник.
Виктор видел по глазам Николая, что он говорит правду.
– Хорошо. Я твой приёмник заберу.
Мысль Виктора ещё вращалась вокруг слов «с ней работает гестапо», но он и без раздумий знал, что отнесёт приёмник девчатам в Изварино, и это ничего, что нести придётся через степь, по той же размытой дороге, которая отняла у него столько сил. О себе он не думал.
– Да переодевайся же, не стучи зубами, – подтолкнул его Николай и сунул ему в руки сухую одежду.
Рубашка оказалась широка в плечах, да и брюки держались только за счёт верёвки, которую Николай отыскал вместо пояса.
– Ничего, – сказал он, глядя на гостя и понимая, что тот чувствует себя несколько неловко. – Я твою одежду на кухне над плитой повешу. До утра высохнет. А ты давай ложись. Я тебе вон там на диване за ширмой постелю.
– Мне лучше бы поскорей назад вернуться, – ответил Виктор, но голос его выдавал сомнение, и Николай возразил с удвоенной твердостью:
– Скоро комендантский час. Куда ты пойдёшь с этим приёмником? А если патруль? Они в последнее время знаешь как часто ходить стали? Не успеешь ты уже из города выйти. К тому же выспаться тебе надо, а то ещё не дойдёшь, куда ты там собрался. Вон как глаза у тебя слипаются! Так что давай уж ночуй у меня, а завтра с утра пораньше и пойдёшь. А там, глядишь, и погода разгуляется!
– А что скажет твоя мать? – всё ещё сомневался Виктор.
– Моя мать, Витя, нормальный человек, – гордо вскинул голову Николай. – Советский человек, слышишь? Да я тебе, кажется, уже говорил. Мать у меня всё поймёт и слова лишнего не скажет. Я её предупрежу, что ты товарищ мой по школе, и чтобы она никому не говорила, что ты у нас ночевал. Этого будет вполне достаточно. Вот увидишь. А утром я тебя сам разбужу.
– А скоро она вернётся? – спросил Виктор, уже готовый сдаться.
– Конечно, до начала комендантского часа.
– Хорошо, я останусь у тебя до утра, – решил Виктор.
Он действительно настолько устал, что даже не мог думать о последних страшных новостях, только что полученных от Николая. Едва он сомкнул веки, как провалился в сон. Виктор спал без снов, и ночь пролетела как одно мгновение. И вот Николай уже тряс его за плечо. Было ещё темно. Где-то в комнате слышалось чьё-то сонное дыхание. Видимо, там спала мать Николая.
– Вот, держи приёмник. Идём. Только тихо.
Светя керосинкой, Николай вывел Виктора сначала на кухню, чтобы он переоделся в свою высохшую одежду, а затем из квартиры в подъезд. Они распрощались, выразив надежду, что ещё встретятся.
Пока Виктор продвигался к окраине города, рассвело. Скоро стало видно, что все облака разлетелись и небо ясное. Людей на улицах почти не было, поэтому учителя математики Михаила Сергеевича Ермакова, у которого он учился в десятом классе, Виктор заметил издали.
Они уже встречались как-то в начале сентября, и тоже рано утром. Как и в прошлый раз, Михаил Сергеевич был одет в рабочую робу и комбинезон. Этот честный учитель отказался работать в школе при фашистах и поступил рабочим на завод. Виктор не сомневался в том, что работа Михаила Сергеевича при немцах сводилась к саботажу точно так же, как в Краснодоне работа Лютикова и его команды.
Увидев Виктора с радиоприемником в руках, Михаил Сергеевич испугался за него не на шутку.
– Третьякевич! – воскликнул он взволнованно. – Да ты с ума сошёл! Разве можно вот так разгуливать по городу?
Только услышав эти слова, Виктор понял оплошность, совершённую им с Николаем. Надо было завернуть приёмник в какое-нибудь старое тряпьё, чтобы он не бросался в глаза каждому встречному! Хороши конспираторы, ничего не скажешь! Но теперь оправдываться было поздно.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Ничего, бояться не надо, мы ещё повоюем!
Ермаков с тех пор, как преподавал Виктору и его одноклассникам математику, очень сильно похудел.
– Нужно быть осторожнее, – понижая голос, хотя никого поблизости не было, произнёс Михаил Сергеевич. – Ты же видишь, что творится в городе!
– Это верно, – согласился Виктор. – Сейчас много развелось всякой сволочи.
– Смотри, Витя, – ещё тише выговорил Ермаков. – Если тебе нужно будет переночевать, или спрятаться, или спрятать кого-то из твоих ребят, можно у меня. У меня безопасно.
– Спасибо, Михаил Сергеевич, – от души поблагодарил Виктор. – Пока не нужно. Но в будущем, возможно, и пригодится.
– Тогда запоминай адрес: улица Карла Либкнехта, дом двенадцать, квартира три. Я живу один, так что не стесняйся.
– Я запомнил, Михаил Сергеевич.
– Вот и молодец! Удачи тебе! – горячо прошептал Ермаков и, схватив руку Виктора, крепко пожал её.
– За удачу отдельное спасибо! И вам всего наилучшего, – не остался в долгу Виктор, тронутый внезапным порывом Михаила Сергеевича, всегда отличавшегося сдержанностью, которую на первый взгляд можно было даже принять за холодность.
– Береги себя, – произнёс ещё Ермаков на прощание с какой-то тихой проникновенностью, и Виктору показалось, что голос его едва заметно дрогнул.
«Какой хороший человек! – думал Виктор. – И какой смелый! За шкуру свою не боится и помогать готов. Недаром он бывший будёновец. Только как он за меня испугался! Будто