прижал или надул в торговых делах.
Его жена, в моральном отношении разделявшая с Борицким ответственность за смерть Галлана, не могла предстать перед человеческим судом: сразу после ареста мужа, она умерла от разрыва сердца. Зато вместе с Борицким сидел на скамье подсудимых другой из его зятьев, Марсель Гедж. Его вина, в сущности, – только в чрезмерном послушании тестю. Из послушания он сопровождал Борицкого в Женеву, был на вилле, где разыгралась драма, может быть даже присутствовал при убийстве. Это последнее отрицают и он, и Борицкий, берущий всю вину на себя. Однако, на платье у Геджа нашли следы крови. Эксперты утверждают, что это человеческая кровь.
Приговор суда мог многих удивить своей суровостью: пожизненное заключение для Борицкого и 5 лет тюрьмы для Геджа. На присяжных явно действовала присущая французам ксенофобия. Не антисемитизм, как таковой. Когда Гедж коснулся этого вопроса, председатель следствия, ответил ему, и вероятно вполне искренно: «Гедж, не говорите об этом. Вы ошибаетесь. Вы принадлежите к расе, которая так много страдала, что имеет право на всеобщее уважение. Вдобавок, глубина ваших религиозных и моральных чувств внушают полное уважение тем, которые сейчас вас судят». Но факт, что Борицкий приехал из Галиции и сделал во Франции состояние бесспорно не располагал к нему присяжных. Репортер «Фигаро» Жак де Кокэ пишет: «Если бы я поехал в Польшу, поселился в какой-нибудь деревне и стал в ней первым богатеем, потом попал за что-нибудь под суд – что бы обо мне сказали соседи? Мне страшно об этом и подумать!» Но, между прочим, в Польше, тем более, свяжем в России, никто бы не вздумал враждебно относиться к иностранцу только за то, что он иностранец, – а вот в Западной Европе вообще и во Франции в частности это – закономерное явление. Оно и лежит в основе осуждения. Ибо, каким бы человеком ни был в остальном Борицкий, как можно осудить человека, отомстившего за свою дочь, сожженную заживо, ее убийце, которого не смог по формальным соображениям наказать закон?
«Новое русское слово» (Нью-Йорк), 2 июля 1959, № 16905, с. 2.
Кошмарный «мсье Билль»
Кто была женщина, убитая в ночь с 29 на 30 мая, обугленный труп которой нашли в лесу Фонтенбло под Парижем? Медицинский осмотр показал, что она была молода и видимо хороша собой, хотя теперь и неузнаваема, что убийца (или убийцы), выпустил в нее несколько пуль из револьвера причинивших, однако, если и тяжелые, то во всяком случае не смертельные раны, затем живую облил бензином и поджег. Уже пылая, она еще пыталась спастись и проползла несколько шагов, прежде чем умереть в адских мучениях. В Фонтебло преступник и жертва видимо приехали вместе в автомобиле, но дальнейший след машины терялся. Надо было прежде всего направить усилии на установление личности погибшей.
Это оказалось нелегким делом, но в конце концов полицию выручили туфли жертвы, по которым удалось найти магазин на улице Дюперре, откуда они вышли, продавщицу, через руки которой они прошли, мадемуазель Рашель Миллер, и благодаря ей – имя покупательницы. Это была двадцатитрехлетняя танцовщица с Пигалли – а Пигалль это центр разврата и преступности Парижа – Доминика Тирель. (Собственно говоря, ее настоящее имя было иное и более поэтическое: Мюгетта, но для сцены она перекрестила себя в Доминику.) С этого момента ее убийца был уже обречен.
Доминика, как множество несчастных женщин, соскользнувших с правильного пути в жуткий мирок эстрад и стоек бесчисленных пигалльских кабаре, ночных кабаков и более чем сомнительных театров, занималась тайком проституцией и находилась поочередно в лапах различных сутенеров. Все эти последние, почти исключительно корсиканцы или арабы, известны полиции, к среди них то и шли теперь поиски. Однако, настоящий виновник оказался лишь случайным гостем этой замкнутой среды, и гостем, к которому даже те отбросы, какие ее составляют, относились с брезгливым отвращением. На подобного аутсайдера не распространялись ее законы, запрещающие доносить и выдавать, и вскоре, отброшенный преступным миром, убийца Доминики очутился в руках правосудия.
Гротескная фигура! Этот довольно жалкого вида молодой человек – ему тоже 23 года, как и его жертве – внешне немало напоминает недоброй памяти убийц из парка Сен-Клу, Жан-Клода Вивье и Жака Серме: такие же усики, такие же мутные глаза на лице цвета воска… Но если те вышли из сиротского приюта, этот провел детство в самом великолепном квартале Парижа, на бульваре Сен Жермэн, в квартире из 14 комнат, где до самого ареста продолжал жить как избалованный папенькин сынок.
Для отца, знаменитого инженера и богатейшего человека, подобный сын был довольно тяжелым крестом; впрочем, уйдя в свою работу, постоянно в разъездах, он им мало занимался. Зато мать его боготворит. Не кончив школу, не обнаруживая ни к чему интереса или способности, Жорж Рапэн получает от родителей баснословную сумму в 150 000 франков в месяц, и в качестве игрушки они покупают ему 2 бара, доходы с которых целиком идут ему в карман, и собираются купить вдобавок еще книжный магазин.
Полное умственное и моральное ничтожество, Жорж Рапэн питает только одну мечту: стать одним из вождей преступного мира, заслужить почтение в кругах апашей и сутенеров. Он придумал себе для этой среды имя «Билль», и каждую ночь отправляется в один из сомнительных пигалльских кабаков изображать там из себя настоящего бандита.
Став «покровителем» Доминики Тирель, он требует от нее выкуп в 500 000 франков. Деньги ему совершенно не нужны – но так уж полагается, что сутенер берет деньги с женщины, которая хочет оставить свое ремесло или переменить эксплуататора. Доминика заплатить не может, да может быть и не очень принимает всерьез этого «Билля», живущего на средства своей семьи. Для Рапэна необходимо поддержать свой авторитет (он очень близко к сердцу берет честь быть «котом» или «альфонсом», как определила бы его функции русская «блатная музыка»), а может быть и обида ударяет ему и голову – и вот он зверски расправляется с Доминикой.
Что, казалось бы, более отталкивающего, чем этот поддельный сутенер, чем эта жалкая пародия на гангстера? Это сочетание жестокости и слабости, порочности и глупости? Но, по странной игре судьбы, он сумел вызвать к себе любовь у женщины, стоящей в 10 раз больше его самого, любовь самоотверженную и преданную, идущую на все жертвы, такую, какой всякий мужчина может себе пожелать, и о которой большинство из нас может только мечтать.
Два года назад где-то на вечеринке «Билль» встретил Надину Левеск, восемнадцатилетнюю дочь консьержа с глухой и темной улички Жергови. Теперь ее фотографии – милое и скромное девичье лицо – неожиданным образом фигурируют во всех газетах рядом с жуткими подробностями убийства Доминики Тирель. Надо внимательно всмотреться в ее