убийстве собственного отца, миллионера, крупного промышленника…
А теперь к тому прибавляется еще новая, жуткая и непонятная драма. Как зовут виновного, мы еще не знаем. Но жертву звали Николя д’Эспин, и было ей неполных два года отроду. Мальчик был убит у себя в постели, страшным ударом какого-то тяжелого орудия по затылку – причем орудие это было обернуто во что-то мягкое, чтобы не оставить наружных следов.
Дело происходило вечером, на вилле Гран Саконнэ, принадлежащей дедушке бедного Николя, профессору Раймонду Саразену, который и обнаружил первым случившееся, поднявшись в полночь в комнату ребенка на втором этаже, чтобы поглядеть, как он спит. Это был час, когда ушли гости, которых до того хозяева занимали внизу на первом этаже. Но эти гости, торговец картинами Жеральд Краммер и его жена, не могли совершить преступление, ибо ни на минуту не оставляли салона.
Кто же? В первую очередь, отец малыша, Пьер д’Эспин. Он дважды выходил из салона, в половине десятого и в половине одиннадцатого. В первый раз он специально пошел посмотреть, всё ли в порядке с ребенком; во второй он сначала спустился в погреб и отыскал там картину, которую хотел показать Краммеру; затем после совета этого последнего не оставлять ее в погребе, он поднялся опять во второй этаж, поставил там картину в своей комнате, снова зашел бросить взгляд на Николя, который в это время, по его рассказу, спал безмятежным сном, и вернулся в салон.
Итак, у Пьера д’Эспина была полная возможность убить сына. Но во имя каких соображений? Этот молодой человек тридцати одного года, управляющий делами одной коммерческой компании, по всем отзывам искренне любил сына. На фотографиях у д’Эспина симпатичное, почти мальчишеское лицо, которому придают серьезность лишь большие роговые очки. Он – сын известного пастора, председателя Совета Протестантских Церквей Швейцарии, несколько лет провел в Америке, отбывая стаж в одном из больших банков.
Мотивы? Любители сплетен выдумали их много, и сам д’Эспин и следователь, в руках которого находится дело, Вильям Дюнан, получили десятки анонимных писем. Но все эти обвинения и объяснения при ближайшем рассмотрении оказываются вздором. Некоторые утверждают, будто Николя был идиотом или дефективным. Но семья и прислуга единодушны в том, что это был вполне нормальный, здоровый и веселый ребенок – и именно таким он выглядит на опубликованных в печати фотографиях, где у него очаровательное детское личико. Другие указывали, что жизнь младенца была застрахована. По справке оказалось, что это неправда. О какой-либо вражде между Пьером и его женой Катриной, дочерью профессора Саразена, выдающегося радиолога, тоже пока ничего не слышно.
Между тем, в этом трагический вечер 3-го октября, в доме, наружные двери которого были заперты, не было никого, кроме семьи, двух гостей, всё время остававшихся в салоне, – и слуг.
Естественно, что подозрение в первую очередь направилось на этих последних. Их трое: две женщины и мужчина – двадцатилетняя нянька Жознана, толстая пожилая кухарка Елена и лакей – итальянец Марио Брено. Все они спят на третьем этаже. Жознана легла очень рано, Елена поднялась к себе в 10 часов, Марио в 11. Никто из них затем не спускался: скрипучая деревянная лесенка, ведущая на их этаж, известила бы об этом остальных. Показания всех троих во всем совпадают.
Тем не менее, полиция предпочла арестовать и подвергнуть строгому допросу лакея. Даже слишком строгому: он теперь жалуется, что его жестоко били и показывает многочисленные синяки. Но он твердо отстаивал свою полную невиновность, и ничто не подтверждало обратного. Предшествующая его биография более или менее безупречна, мотивов для убийства у него не было никаких.
Через несколько дней пришлось его выпустить, тем более, что итальянская колония в Женеве приняла его дело очень близко к сердцу. Его отец, бедный крестьянин из окрестностей Бергамо, узнав о происшедшем бросил всё, приехал в Женеву и пригласил для сына итальянского адвоката.
Итак, следствие пока что в тупике. Если бы преступником оказался кто-либо из слуг, это было бы приятнее для всех. Но, по-видимому, это семейная драма, одна из тех, где мотивы – обиды, ревность, неразделенная страсть, застарелая ненависть, – глубоко скрыты от постороннего глаза.
Профессор Саразен когда-то развелся с женой, матерью Катрины, и женился во второй раз на молодой француженке. У них нет детей, но у Катрины и Пьера д’Эспина есть, кроме Николя, второй ребенок, младшая дочь, двухмесячная Эммануэла. Семья, таким образом, не вполне едина.
Каковы отношения внутри нее? Между второй женой Саразена и его дочерью? Между самим Саразеном и его зятем? Между этим последним женой его тестя? Все эти вопросы, может быть, вовсе не нужно выносить в публику и громогласно обсуждать в печати; но следователь вероятно ими занимается, и можно предположить, что именно в них он и найдет ключ к разрешению загадки преступления.
«Новое русское слово» (Нью-Йорк), 13 октября 1959, № 17039, с. 2
Процесс Жакку
Недавно закончившийся в Женеве процесс в течении нескольких недель приковывал к себе внимание всей европейской печати.
Приговор вынесен, но загадка осталась. То, что она осталась и в уме присяжных, видно из их половинчатого компромиссного решения: 7 лет заключения. За убийство это, конечно, слишком мало, тем боле для нераскаявшегося, не признавшегося в своей вине злодея. Для невиновного это непомерно жестоко и несправедливо, и еще тем более, что Жакку сейчас человек больной и совершенно сломленный всем перенесенным.
Убил ли он в самом деле Шарля Цумбаха?
Читатели «Нового Русского Слова» знают уже суть процесса. Вот она еще раз, в кратких словах. Из скромной буржуазной семьи, Жакку способностями и упорством поднялся на самые верхи женевского общества, стал одним из самых знаменитых адвокатов Швейцарии, видным политическим деятелем… Но к сорока годам его охватывает чувство одиночества и бессмысленности жизни, и он с тоской оглядывается вокруг себя.
Он женился молодым, по любви. Жена родила ему троих детей: теперь они уже взрослые. Но в своем честолюбии, в неуемной жажде успеха, работая по 18 часов в сутки, проводя ночи без сна над бумагами, он потерял всякую живую связь с семьей, стал ей чужим. Уже давно свое свободное время он проводит на собраниях разных комитетов, на заседаниях литературного общества, где он один из самых деятельных членов.
В таком настроении он появляется однажды на банкете женевского радио (и здесь Жакку член руководящего комитета), и оказывается случайным соседом 27-летней секретарши, работающей в этом радиоцентре, Линды Бо. Линда очарована новым знакомством: человек с таким положением, с таким умом, с таким воспитанием!
Быстро завязывается роман, и длится 8 лет. Но это не совсем банальная связь. Жакку одержим желанием поднять Линду до себя. Более 500 писем (часть была оглашена на суде), где он столько же говорит