только и нужно было ловкому плуту; он быстро и незаметно приложил штемпель к письму, скрытому между бумагами, затем, когда «обвиняемый» собирал свои бумаги, он нашел момент вложить письмо в приготовленный конверт.
Но это было еще не все. Оставалось, быть может, самое трудное, — отправить письмо директору Мазаса.
Едва Альмейер вышел с сопровождавшим его солдатом в коридор, как воскликнул:
— Ах, я забыл еще кое-что.
Он возвратился в кабинет, чтобы сказать несколько слов следователю, потом вышел, держа в руках запечатанное письмо.
Когда они дошли до «мышеловки» — так называется маленькая комнатка, в которой узники ожидают, пока их не отвезут в Мазас, — Альмейер презрительно швырнул письмо и воскликнул:
— Это возмутительно! Господин Вильер воображает, что я его лакей!
Само собой разумеется, сторожа поспешили поднять пакет, с уважением, подобающим к посланию судебного следователя. Пакет был немедленно вручен рассыльному для доставки по назначению в Мазас.
Добросовестный рассыльный прибыл в Мазас спустя несколько минут после того, как узники были привезены в тюремной карете. В это время Альмейер попросил к себе письмоводителя, — директор тюрьмы куда-то отлучился, — и принялся высказывать этому чиновнику свои требования, он просил перевести его в другую камеру, а также отправить письмо к его родственникам, чтобы ему прислали чистое белье.
Во время этой беседы удивительный комедиант, каким был Альмейер, нашел возможность горько жаловаться на господина Вильера, «ужасного судейского крючка», который ничего не понимает в его деле и хочет взвалить на него ответственность за подлог, совершенный самим господином К.
Добряк письмоводитель, немножко смущенный тоном и манерами важного барина, какого разыгрывал Альмейер, пообещал передать директору требования заключенного и проводил почти до дверей его комнаты.
Не прошло и четверти часа, как сторож вошел к нему и сказал:
— Ну, господин Альмейер, поздравляю вас со счастливой новостью. Складывайте ваши пакеты.
— Неужели меня уже переведут в другую камеру? — сказал мошенник самым естественным тоном.
— Нет, не то… — улыбаясь, возразил сторож.
— Меня перевезут в другую тюрьму? — спросил Альмейер, искусно изображая на своем лице самое искреннее удивление.
— Нет, нет, идите к господину письмоводителю, он сам сообщит вам хорошую весть.
Альмейер, со своим маленьким узелком под мышкой и выражая смутную тревогу, направился в кабинет к письмоводителю.
— Вот видите, господин Альмейер, как вы были неправы, жалуясь на следователя! — воскликнул письмоводитель. — Ведь это он прислал приказание освободить вас!
— Быть не может! — воскликнул заключенный, превосходно разыгрывая удивление. — Какой странный человек! Никогда еще он не был со мной так суров, как сегодня.
— Это, по всей вероятности, для того, чтобы сделать вам сюрприз, — смеясь, ответил пристав, — ну, как бы там ни было, но вы освобождены. Распишитесь в получении ваших денег, которые были у вас отобраны и хранились в канцелярии. Затем вы можете уходить.
Не торопясь, Альмейер попросил, чтобы послали нанять ему карету, в которую велел положить свой узелок, потом пожал руку старшего надзирателя, поблагодарил за все о нем заботы и торжественно удалился.
Газеты сообщили, что он в тот же вечер был на спектакле во Французской комедии, во фраке и с гарденией в петличке. Все это было верно, за исключением фрака и гардении. Альмейер, у которого было всего несколько франков в кармане, по выходе из Мазаса отправился прямо к мадемуазель Б., одной из своих любовниц, всегда выказывавшей к нему большое расположение. Он знал, что у нее он найдет деньги, необходимые для того, чтобы уехать за границу.
— Барыня во Французском театре, — ответила ему камеристка, несколько удивленная его появлением, так как знала, что он в тюрьме.
— Хорошо, — ответил Альмейер, — я найду ее там.
Он отправился во Французский театр, где встретил многих своих приятелей, которым объяснил, что невиновность его доказана и он выпущен на свободу.
Мадемуазель Б. была щедра, она отдала Альмейеру все, что имела при себе, что-то около нескольких сот франков.
На следующее же утро беглец уехал в Брюссель.
Как только я узнал об этом побеге, немедленно телеграфировал в Брюссель и в Лондон, прося задержать Альмейера. Но этому удивительному Рокамболю в то время везло… воровское счастье.
Отвезенный в тюрьму Сен-Галль, он потребовал адвоката, справился о всех формальностях по выдаче преступников и очень скоро узнал, что с этой точки зрения он незаконно задержан. Брюссельская полиция действовала только на основании моей телеграммы, никакой просьбы о выдаче преступника бельгийским правительством не было получено от французского правительства.
Он выиграл против меня эту партию. В продолжение нескольких дней между Парижем и Брюсселем шли переговоры по поводу этого мошенника, и так как в действительности была сделана грубая оплошность, которая могла повести к конфликту, господин Флоран, бывший тогда министром иностранных дел, предпочел отказаться от требования выдачи этого преступника.
Тогда Альмейер потребовал, чтобы его препроводили за счет бельгийского правительства на германскую или на голландскую — этого я не помню точно — границу, откуда он достиг ближайшего портового города, сел на пароход и уехал в Марокко.
Такова первая часть фантастической истории этого человека, который сумел реализовать самые экстравагантные замыслы романиста и, хотя не бывал еще на каторге и не приобрел опытности Котрана, уже перещеголял ловкостью Рокамболя.
Глава 4
Эпопея
С этого момента история Альмейера становится настоящей эпопеей. Точно Протей, он перекочевывает из Африки во Францию, из Бельгии в Париж, повсюду добывая мошенничествами и кражами сотни и тысячи франков. В одном месте он именует себя виконтом де Бонвиль, в другом — Мейером, в третьем — Майером, далее то Меером, то графом де Монас, то графом де Мотевиль и пр. и пр. Кажется, он перебрал всю геральдическую книгу Франции.
Он не ограничивался одними мошенническими проделками, но занимался также различными аферами: покупал баранов, продавал верблюдов. Этот странный человек был наделен такими богатыми способностями, что впоследствии, когда он был арестован, один из крупнейших негоциантов в Париже говорил мне, что Альмейер первейший в мире знаток шерсти. Заметьте к тому же, что этот негоциант был обманут Альмейером.
— Когда он в первый раз пришел ко мне в контору, — рассказывал этот коммерсант, не без основания считавшийся одним из солиднейших дельцов на бирже, — я был поражен, видя, что такой молодой человек знает цены на шерсть на рынках всего мира и с замечательной проницательностью излагает возможные колебания в курсах. Право, становится странным, почему такие талантливые и способные люди имеют предрасположение только к злу и, в сущности, тратят гораздо больше труда и сил на воровство и мошенничество, чем потребовалось бы на то, чтобы легально составить себе