переоделся. Когда Альмейер вышел, он был до такой степени неузнаваем, что ни сторожа, ни адъютант не узнали его. Он спокойно направился к воротам. Очутившись на улице, он прыгнул в первый попавшийся фиакр и — марш! Только его и видели!
Прошло десять минут, потом четверть часа, адъютант начал ворчать, наконец наскучив ожиданием, он вошел туда, откуда вышел Альмейер, но там он нашел только его куртку и ботинки. Несчастный адъютант был уволен от должности за нерадивость, Альмейера же задержали на вокзале.
Он был осужден на пять лет тюремного заключения за воровство.
Из тюрьмы Шерш-Миди, куда его посадили, он также попытался бежать; не знаю, каким образом ему удалось забраться в мешок со старой бумагой. Но, на его несчастье, как раз в то время была сделана перекличка. Альмейер был открыт в своем убежище, и ему пришлось до конца отбыть наказание. Свой срок в полку он дослужил в африканском батальоне в Тлемсене.
В 1886 году он возвратился в Париж.
С удивительным мастерством разыгрывать комедии и рисоваться добрыми чувствами, которых в нем вовсе не было, он упал к ногам отца, уверяя, что раскаялся и хочет сделаться честным человеком. Ему удалось добиться прощения, и он действительно начал вести очень регулярный образ жизни: каждый день обедал в семье, редко выезжал и не иначе как в черном фраке. Ему представлялся даже случай занять хорошее положение в деловом мире, зарабатывать большие деньги и загладить несчастное прошлое.
Мало-помалу он сблизился со всеми друзьями своей семьи; однажды ему пришлось ехать по железной дороге из Шату, где он жил у отца, с торговым комиссионером господином Эдмондом К., который знал его еще в коллеже; встретив его теперь изящным, умным, вполне светским молодым человеком и веселым, интересным собеседником, господин К. почувствовал к нему большую симпатию и открыл ему двери своего дома.
Г-н К., ведший торговое дело в компании с братом, несколько раз замечал, что после ухода Альмейера письма, лежавшие на письменном столе, исчезали. Однако он не решался обвинять своего друга, к которому питал величайшее доверие. Но в один прекрасный день случился неожиданный инцидент.
6 сентября 1886 года, ровно за месяц до моего поступления в сыскную полицию, господин С., банкирская контора которого находилась на бульваре Бон-Нувель, был вызван к телефону из конторы господина К., приятеля Альмейера. Его спросили, по какому курсу он может учесть вексель в 1659 фунтов стерлингов, трасированный из Канады на одну торговую фирму в Лондоне и снабженный передаточной надписью господина К. Это предложение нисколько не удивило банкира, так как незадолго перед тем он предлагал господину К. вести с ним дела, и ему даже показалось, что он узнал по телефону голос негоцианта. Он сказал свои условия, они были приняты.
— Это решено, я пришлю вам вексель, а вы потрудитесь передать деньги посланному, — ответил телефонировавший.
Спустя двадцать минут какой-то субъект, назвавшийся служащим в конторе господина К., явился к банкиру с векселем, и кассир выдал ему по расчету 41 702 франка 90 сантимов.
В тот же вечер учтенный вексель был отправлен в Лондон торговой фирме С., но на следующий день был возвращен банкиру с уведомлением, что передаточная надпись поддельная.
Один из служащих в банкирской конторе повез вексель к К., который объявил, что действительно передаточная надпись сделана не его рукой и денег он не получал.
Кто был виноват?
Сначала заподозрили двух служащих в конторе. Положение их было незавидно; оба имели привычку в те часы, когда бывало мало работы, забавляться, копируя подпись патрона. Эти каллиграфические упражнения были найдены даже на их конторках.
Само собой разумеется, они были арестованы и провели несколько ночей на сырой соломе в арестном доме.
Однако сам Альмейер позаботился об их освобождении.
Будучи другом дома К., он с первых же дней, как только был обнаружен подлог, предложил свои услуги господину Эдмонду К. и сопровождал его в суд и в сыскную полицию.
Судебный следователь господин Вильер записал Альмейера свидетелем по этому делу.
— Господин следователь, — сказал этот удивительный мошенник убедительным тоном искренности, которым умел действовать на слушателей, — я скажу вам всю правду, это Эдмонд К., мой друг, сам взял вексель, адресованный в их торговый дом, так как лично нуждался в деньгах и достал их этим способом.
Натурально, судебный следователь вызвал господина Эдмонда К.
— Вы должны сознаться, — сказал он, — ваш друг Альмейер сам вас обвиняет и приводит убедительные доказательства вашей виновности.
Действительно, первые справки, наведенные о господине Эдмонде К., с точки зрения правосудия, — само собой разумеется, по отношению к этому делу — были самого прискорбного свойства.
Бедняга нередко посещал клуб и в последний раз проиграл 41 000 франков, то есть сумму, почти равную стоимости векселя.
Наконец, все единогласно утверждали, что он очень любит дам в желтых шиньонах и тратит на них много денег. В кабинете судебного следователя произошла такая потрясающая сцена, какой позавидовал бы любой драматург. Альмейер упал к ногам своего друга, плакал, рыдал и умолял его сознаться с такой искренностью, что даже господин Вильер был глубоко взволнован.
— Умоляю тебя, признайся, — говорил он, — к чему отрицать очевидное. Если ты не признаешься, то, как знать, пожалуй, меня заподозрят, что это я телефонировал! Увы! Мое прошлое небезукоризненно… И теперь, как бы я ни был честен, меня сочтут виновным, между тем как тебя даже не станут преследовать… Тебе стоит только возвратить деньги, и все будет кончено. Если в настоящую минуту у тебя нет денег, мой отец одолжит тебе.
Альмейер был так патетичен, что растрогал даже друга, которого обвинял совершенно безвинно.
Несчастный К. также плакал, лепетал что-то бессвязное в свое оправдание и, право, был близок к тому, чтобы признать свою мнимую виновность; следователь нашел нужным отправить обоих их в Мазас, так как поведение Альмейера показалось ему странным, тем более что у него уже было «прошлое».
Однако этот удивительный комедиант оставался недолго в Мазасе. Семья К. стала хлопотать, оба узника были освобождены и взяты на поруки. Это произошло в тот именно день, когда я дебютировал в звании помощника начальника сыскной полиции и присутствовал при казни Фрея и Ривьера. Все эти подробности я узнал уже много времени спустя.
Как только Альмейер был выпущен на свободу, он отправился за границу, под предлогом окончить некоторые важные дела, порученные ему отцом. С его стороны было весьма предусмотрительно поставить преграду между собой и правосудием, так как скоро узнали благодаря неосторожной болтливости одной женщины, что человек, получивший в банкирской конторе