более подозрительна, чем жандармы.
Раз вечером, когда Альмейер был с ней особенно мил и ласков, он сказал ей:
— Дорогая моя, кажется, в настоящее время у вас есть свободные деньги, между тем мне почему-то запоздали выслать деньги в уплату за имение, о котором я часто вам говорил и которое я недавно продал. Я был бы очень благодарен, если бы вы одолжили мне на неделю тридцать тысяч.
Всегда приятно и безопасно одолжить богатым людям, вот почему влюбленная барынька с радостью вручила своему возлюбленному тридцать тысячефранковых билетов.
Спустя две недели Альмейер уехал в Париж, чтобы получить от своего нотариуса деньги за имение.
После этого дамочка встретилась со своим обожателем уже в окружном суде.
Мне кажется, можно было бы наполнить целый том всеми похождениями Альмейера в Италии, Алжире и Марокко, он совершил бесчисленное множество мошенничеств, и обо всех, разумеется, трудно теперь вспомнить.
Два раза он умудрился поселиться в Париже, раз — на улице Монж, другой раз — на бульваре Батиньоль.
На улице Монж он совершенно очаровал своего привратника, который отзывался о нем с искренним восхищением. Бедняга так полюбил своего жильца, что чуть не скомпрометировал себя ради него.
— Господин Евгений прекрасный человек, — говорил он, — добрый, простой, совсем не гордый!..
Злые языки в квартале утверждали даже, что привратник был бы счастлив отдать Альмейеру свою дочь, не будь она слишком молода.
На бульваре Батиньоль история была в другом роде. Там Альмейер корчил из себя важного барина, ожидавшего наследства от миллионера-родственника, который завещал ему все свое состояние, и Альмейер показывал всем простакам, которых хотел надуть, духовное завещание на гербовом листе бумаги с большими фамильными печатями.
Последним его мошенничеством в Париже была покупка несгораемого шкафа в несколько тысяч франков у торговой фирмы «Фишер». Этот шкаф предназначался для хранения знаменитого наследства.
Бесполезно говорить, что ни за меблировку в различных квартирах, в которых он селился, ни за несгораемый шкаф он никогда не заплатил ни одного гроша.
Ни привратники, ни поставщики никогда не видели, какого цвета деньги Альмейера.
Этот человек был наделен гениальными способностями к воровству; чтобы не переменять запасов своего белья, он избирал псевдонимы, соответствующие меткам на его рубашках! Наконец, он не допускал сердечных слабостей. Когда он встречал хорошенькую женщину, которая ему нравилась, он накидывался на нее, точно коршун на добычу, — потом, когда каприз проходил, он отряхивал прах от ног своих и отправлялся искать новых интриг.
Он не отдавал, подобно Прадо, своего сердца и не привязывался ни к одной женщине.
Наоборот, все свои силы он сконцентрировал на одной цели: обманывать и обкрадывать своих ближних.
Между тем нам никак не удавалось поймать Альмейера. Признаюсь, было нечто комическое в нашей роли, напоминавшей опереточных карабинеров, которые являются всегда слишком поздно, то есть когда мошенника и след простыл.
Однако, в конце концов, мы все-таки восторжествовали.
Глава 5
Погоня
Само собой разумеется, меня страшно раздражали все новые и новые известия о моем несравненном Рокамболе, тем более что газеты не упускали случая уснастить эти известия злорадными комплиментами по адресу полиции.
Я хотел во что бы то ни стало задержать Альмейера, но постоянно встречал неудачу, парализовавшую деятельность моих агентов.
Очень многие знали нашего героя, так как были участниками в его кутежах, и хотя они встречали его в Париже, но никто и не думал извещать полицию. Даже те, которых он обманул, не доносили сыскной полиции о его пребывании в Париже. Одни из нежелания лишних хлопот, другие — просто по отвращению к доносам.
Таким образом, часто очень многие мошенники долгое время могут безнаказанно жуировать и наслаждаться свободой только потому, что в обществе слишком крепко утвердился предрассудок, смешивающий бесчестный и злостный донос с обязательным содействием, которое каждый гражданин должен оказывать правосудию для ограждения общества против бандитов.
Я велел отпечатать сотни экземпляров фотографических карточек Альмейера и разослал их повсюду, но, к сожалению, как я уже говорил выше, на этом портрете было мало сходства с оригиналом, и решительно невозможно было узнать блестящего франта, каким сделался Альмейер, по плаксивой физиономии несчастного узника, позировавшего перед аппаратом господина Бертильона.
В конце концов я сумел заинтересовать этой погоней почти весь состав полицейской префектуры, и мне сообщали все сведения из провинций, к сожалению, обыкновенно не доходящие до сыскного отделения.
Таким образом я узнал, но, увы, слишком поздно, что Альмейер побывал в Лионе, где все считали его кавалерийским офицером, он даже дал в одном из лучших ресторанов города большой обед своим мнимым коллегам и до такой степени всех одурачил, что очень многие офицеры, обманутые его приемами важного барина, согласились присутствовать на этом банкете, который, кстати сказать, прошел превесело и кончился только на рассвете.
Наконец, в один прекрасный день меня уведомили, что в казино в Уксе проездом фигурировал какой-то виконт де Мальвиль, который в несколько дней совершил бесчисленное множество мошенничеств и даже плутовал в игре.
Этот субъект оперировал с таким совершенством, что на другой день после его исчезновения явилось подозрение, не был ли это Альмейер, и только тогда комиссару полиции пришла мысль посмотреть фотографию, которую я ему выслал.
Как ни была она плоха, но все-таки на ней можно было уловить некоторый намек на сходство, однако, увы, было уже слишком поздно, в то время мошенник был уже очень далеко.
Спустя пять или шесть дней мой большой приятель, секретарь префектуры Гарин, теперь уже покойный, о смерти которого я горячо сожалею, возымел благую мысль дать мне копию с телеграммы, присланной комиссаром полиции из Биаррица в парижскую полицейскую префектуру.
Эта телеграмма была следующего содержания:
«Какой-то субъект провел несколько дней в Биаррице, где совершил различные мошенничества и занял 20 000 франков у директора казино. Он назвался господином де Боневиль и, по-видимому, направился в Бордо. В момент отъезда он переменил имя и назвался Марио-Маньян. Этот мошенник хвастает покровительством господина К., алжирского депутата».
В то время я до такой степени был занят Альмейером, что с первого же момента у меня мелькнула мысль, что это он.
— Боневиль, Мальвиль, Марио-Маньян, очевидно, все это были псевдонимы, под которыми скрывалось одно и то же лицо. Я почти не сомневался, что настоящее его имя Альмейер.
Он говорил, что находился под покровительством алжирского депутата, то есть депутата той страны, которую он прекрасно знал, так как там был в дисциплинарном батальоне и там же проделал много мошенничеств. Алжир был излюбленным полем деятельности Альмейера.
Недолго думая,