светят.
Космоса каретой
UFO летит,
Скорость больше света —
UFO летит.
Через пыль созвездий
UFO летит.
С неизвестной целью
UFO летит!
И было столько вызывающего задора в мелодии этой песни, столько детской наивной простоты в ее словах, что я как будто ожил и орал уже вместе со всеми, что неопознанный летающий объект летит к нам: «UFO летит!» Какая странная компания — высокого уровня зрелые профессионалы с невзрослым романтическим инфантилизмом… Словно и не с этой планеты, а с какого-то UFO… Я сказал об этом Мише, который казался наиболее прагматичным. Он отмахнулся: «Да брось ты… обрыдло всё, отдыхают ребята от городской жизни беспросветной, отрываются, развлекаются, деньги зарабатывают, чтобы долги раздать, — вот и весь UFO…» Приехали в столовую Каменистого, здесь обслуживают быстро, готовят вкусно. Вначале для разминки взяли по стакану густой сметаны с хлебом, затем — мясной борщ, бифштекс с гречневой кашей и омлетом из двух яиц, чай с печеньем и по две кружки компота. Отсутствием аппетита здесь никто не страдает. Всевозможные интеллигентские болезни вроде изжоги, гастрита и прочего тут излечиваются естественным образом — опустошенный тяжелой физической работой желудок переваривает всё безотказно. После обеда двадцатиминутный отдых на зеленой лужайке около столовой. Я лег на спину, вытянул ноги, расслабился, закрыл глаза, задремал — призрак недорытой ямы витал вокруг вместе с пудовым ломом и комарами. Когда приехал Паша и деликатным матерком пригласил «трудящихся в кузов, мать вашу…», я с трудом заставил себя подняться. Остаток моего первого и последнего дня в роли шабашника прошел в отчаянной борьбе с ямой. Слой мерзлоты закончился и пошла твердая порода без льда — это облегчало углубление ямы, но вытаскивать грунт на поверхность становилось всё труднее. «Невозможно представить, — думал я, — как мог выдержать такую работу полуголодный заключенный в 40-градусную стужу зимой и в 30-градусную жару летом, человек, которого в грязном бараке не ждали ни горячий душ, ни обильная еда. Даже великий Данте не мог себе представить подобных адских мук. Умирали, конечно, все, кто не мог каким-то образом устроиться на более легкую работу». К приезду бригады я почти вырыл эту проклятую яму, но Витя решил перенести установку нового столба на завтра — не хотел подчеркивать, что я не справился с заданием. Вообще все старались приободрить меня, говорили, что для первого раза это «потрясающий успех молодого ученого», а Моисей обратил внимание на чрезвычайно ровные края вырытой ямы: «Сразу видно — профессорская работа!» Провожали меня всей компанией, уговаривали остаться на ужин, обещали сырники со сметаной, блинчики с мясом, глазунью, компот и неограниченное количество чая, но Паша сказал: «Давай поехали, парень, какого хрена тебе здесь… Там Адюша тебя заждалась, пироги напекла». Я извинился, попросил спеть на прощание про UFO и под эти звуки уехал — с болью во всех мышцах, грязный, пропахший потом и антикомариной мазью.
Увидев меня, Аделина заметила: «Все ясно — советский интеллигент познал радость физического труда на свежем воздухе… Как ты себя чувствуешь?» Я еще мог шутить: «Один классик, посетив строительство Беломоро-Балтийского канала, на такой вопрос ответил — „Как живая лиса в меховом магазине“». Аделина отвела меня в душ, потом накормила, уложила в постель, поцеловала в лоб по-матерински и сказала: «Дурак ты всё-таки, Уваров… Лечиться надо… Спи, пока меховой магазин закрыт».
Последующие несколько дней до моего отъезда прошли тихо, по-семейному. Аделина уходила с утра на работу, а я занимался записями в своем дневнике, стараясь сохранить память о моем уникальном путешествии на Колыму с максимальными подробностями. Заходил в ресторан пообедать, демонстрировал свое постоянство при Аделине, а потом гулял по окрестностям, чтобы размять всё еще болевшие после ямы мышцы. Вечером встречал Аделину, и мы проводили остаток дня дома.
Обсуждали, конечно, историю со странной компанией ленинградских интеллигентов-шабашников. Я до конца не понимал их мотивацию, равно как и мотивацию местного начальства, которое платит шабашникам много больше, чем местным пролетариям за ту же работу. Однодневное копание ямы ничуть не приблизило меня к разгадке этого феномена развитого социализма. Аделина же, напротив, утверждала, что всё здесь предельно ясно:
«Пойми, они не могут заработать в институте даже на самое необходимое для себя и семьи. Прикинь, телевизор стоит примерно три месячные зарплаты квалифицированного инженера, приличный костюм — одну зарплату, заграничные дамские туфли — ползарплаты, а сходить в ресторан вдвоем — четверть зарплаты. Конечно, можно попытаться воровать, как это делают те, кто при власти, при дефицитных товарах или услугах, кто где-то каким-то образом приблатнен. Но это не их путь… Ребята нашли выход — они живут весь год не по средствам, в долг, а в отпуск уезжают на шабашку, чтобы расплатиться с долгами. Плюс, конечно, — оторваться от одуряющего быта и служебной казенщины, самоутвердиться в экстремальных условиях и прочая романтика…»
Я возражал, что тогда не понимаю, зачем местное начальство нанимает доцентов из Ленинграда для копания ям и каким образом оно умудряется платить им больше, чем местным. Аделина смеялась:
— Добавь еще — оно, местное начальство, оплачивает шабашникам проезд самолетом из Ленинграда до Магадана и обратно, а также все местные необходимые передвижения, плюс проживание в общежитии и питание — вот так ценится работа доцентов на свежем воздухе. Раскрою еще один секрет: при всём том шабашникам платят в несколько раз больше за проделанную работу, чем заплатили бы местному пролетариату.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Володя рассказал…
— Ты всё-таки удивительная пройдоха, Аделина, — я провел с ними сутки и ничего не выведал, а ты за двадцать минут расколола неформального лидера… Дамский подход, ясное дело… Но, если уж ты всё разведала, объясни: почему начальство идет на такие расходы?
— Очень просто — у них нет другого выхода. Надо выполнять план, но местные не желают быть стахановцами за обычную зарплату, а если им один раз заплатить больше, то потом работать совсем не будут. Но здесь еще один тонкий момент… Для провинциального начальства привлекательна способность образованных и ответственных шабашников самостоятельно организовать работу. Им не нужно всё разжевывать, всё подносить и доставать, да еще следить, чтобы не напились, пьяными не свалились в яму с переломами ног и рук, чтобы не сожгли по пьянке всю стройку, как в случае с обычным гегемоном.
Мы с Аделиной пытались вписать шабашническое движение в общую картину загнивающего развитого социализма. Я выдвинул гипотезу о том, что диссиденты и шабашники и есть те две силы, которые свалят в