Катей любим отдыхать здесь, и вот опять сняли комнатку высоко-высоко над берегом в местной деревушке, когда-то принадлежавшей крымским татарам. Скала Ифигения отвесно спускается к морю, не оставляя места для берегового пляжа, но слева от скалы, если смотреть в сторону моря, есть доступный туристам довольно крутой спуск к воде и небольшой пляж, где среди валунов толпятся немногие «дикие» отдыхающие. Дикие в том смысле, что не приписаны ни к какому санаторию или дому отдыха, а приехали сюда на свой страх и риск. Справа от скалы спуск к морю затруднителен, и там редко кто бывает, хотя пляж справа лучше и больше, чем слева. Мы, конечно, предпочитаем пустынный пляж справа от Ифигении — там безлюдно, мягкий белый песочек, а еще — пара уединенных, тихих и прохладных пещер со спуском прямо к воде. Чтобы попасть на наш пляж, нужно обогнуть Ифигению по морю, не боясь проплыть мимо отвесных скал, о которые в любую погоду тревожно бьются морские волны, — это мало кому доступно из местных отдыхающих, а нам с Катей вполне…
Мы плывем вдоль Ифигении с ластами на ногах, отдыхаем пару раз, лежа на спине, снова плывем неспешно. Я пытаюсь обнять в воде и прижать к себе ее обнаженное тело, она отталкивает меня шутейно: «Подожди, не торопись, не то утонем вместе…» Катя плавает лучше меня, первой достигает пустынного берега, быстро сбрасывает ласты, шапочку и… купальник, раскидывает волосы по плечам и смотрит, как я, запыхавшись, выползаю из воды. Я сажусь отдышаться на песок и любуюсь ею под лучами солнца… Оно пытается сгладить контраст соблазнительных белых-белых полосок, скрывавшихся под купальником, на фоне загорелого тела, но я не позволяю ему сделать это, снимаю ласты, поднимаюсь и иду к ней. Она убегает от меня в тень пещеры прямо по воде, оставляя за собой фонтанчик брызг и сверкая пятнами белизны, — это у нас такая любовная игра… В пещере темновато, и после яркого солнечного света я почти ничего не вижу и не могу найти Катю. Окликаю ее негромко и весело в предвкушении соленых и прохладных от морской воды объятий… Катя не отвечает… Тогда зову ее громко и даже тревожно, ощупываю стены пещеры, пытаясь найти, где она спряталась. Кати нет… Ужас безысходности охватывает меня, я истошно кричу, пытаясь криком заглушить этот ужас. Чувствую, как трудно выдавливать крик, похожий на стон, размахиваю руками и бьюсь головой об острые углы пещеры, но внезапно Катя твердо берет меня за руку… и я просыпаюсь…
В больнице перед сном мне дали сильнодействующие успокаивающие средства, и я с трудом врубаюсь в действительность после тягостного сновидения. Различаю наконец, что рядом с моей больничной койкой сидит Наташа. Она держит мою руку в своих руках…
— Успокойся, Игорь, ты так страшно кричал, метался… Успокойся…
— Мне приснилась Катя… Как ты нашла меня?
— Тебя привезли в клинику прямо из аэропорта, ты сам дал наш с Ароном домашний телефон.
— Что там было на квартире у Кати? Как это всё произошло?
— Не сейчас, Игорь, не сейчас… Врач просил ни в коем случае не волновать тебя. Через пару дней выписываешься и едешь к нам. Пока поживешь у нас, там и поговорим обо всём.
— Я не могу, у меня бездомный Томас…
— Твой Томас уже у нас, они с Витей дружат.
— Спасибо, Наташенька, и за Витю, и за Томаса.
— Скажешь спасибо Арону, он первым догадался, что Вите нужен кто-то живой, но не взрослый человек, а такое же беззащитное существо, как он…
— Витя видел всё то…?
— К счастью, нет. Ты только успокойся… Он был на детском празднике, его привела бабушка. Когда она не пришла за ним, они позвонили домой, телефон не отвечал… Ну а дальше милиция, следователи… Дело наглухо засекретили сразу же… Мы с Ароном нашли Витю на следующий день в детском спецприемнике. Он был очень испуган, плакал всё время… Сейчас потихоньку приходит в норму, но скучает, конечно… Аля и Даня стараются отвлекать его…
— Какие-нибудь Витины родственники объявились?
— Я наводила справки — похоже, у него нет родственников, которые пожелали бы взять его. Мы с Ароном уже решили: возьмем Витю к себе… Я оформляю документы на опеку, там самое сложное — доказать, что нет прямых родственников. Ты поможешь в этом?
В Наташином вопросе я почувствовал непростой вызов и подумал, что наступил еще один из немногих моментов истины в моей жизни. Опять пришли слабость и тяжесть в голове, поташнивало… Но я не могу больше молчать… Глупо в данной ситуации скрывать от Наташи и Арона простую правду. После смерти моих родителей они стали самыми близкими мне людьми. Тайну Вити знали два человека, теперь ее знаю только я, и это тайное, увы, уже никому не может повредить. Преодолевая слабость, я потянулся к Наташе, взял и вяло сжал ее руку: «Я так благодарен тебе и Арону… но оставь это ненужное занятие с опекунством. Дело в том… дело в том, что Витя мой сын…» Наташа побледнела, долго молчала, это было тягостно: «Ты, Наташа, единственный человек, который теперь знает правду… единственный… после смерти Кати…» Она наконец сказала: «Я сама догадалась, когда увидела Витю, но хотела, чтобы ты об этом сказал. У Всеволода Георгиевича не могло быть детей — это витало в воздухе».
Снова накатило отчаяние, как тогда в самолете по пути из Магадана, отголоски того ужаса, который, по-видимому, пережила в свои последние минуты Катя. Какой-то истерический припадок, о котором стыдно вспоминать… Приподнялся на подушках, стал надрывно говорить Наташе, сжимая ее руку: «Во всём виноват я, это из-за меня… Сева не ладил с тещей, а она была невоздержанной на слова… Уверен: всё случилось, когда она в сердцах, чтобы уязвить, сказала ему, что Витя не его сын… Он и без того был на взводе, постоянно переживал свою мужскую несостоятельность, а тут еще такое оскорбление, сорвался… Не успел я спасти Катю, не успел увести вместе с сыном… Нарцисс струсивший…» Наташа утешала меня как могла, говорила какие-то отвлекающие слова, затем позвала медсестру и попросила дать мне что-нибудь успокоительное…
Врачи потом сбили мне давление, поставили на ноги… Приходил профессор Щерба, поговорил со мной, посмотрел в глаза и поставил диагноз без анализов и аппаратуры: «Ты, Игорь Алексеевич, не психуй… Здоровый мужик в расцвете, можно сказать, сил и средств…» После слова «средств» он посмотрел на стоявшую рядом хорошенькую медсестру, обнял ее рукой пониже спины и добавил: «Хочешь, Верочка принесет нам с тобой по сто граммов