Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

тоже был доступ к «Айвенго», «Крестоносцам» и даже к «Рукописи, найденной в Сарагосе». Но по младости эти романы казались скучноватыми и темноватыми. А в устах брата все преображалось в яркие словесные картинки. Позже я все прочитал сам и понял, что брат лишь брал за основу прочитанное, а дальше импровизировал, заставляя меня трепетать и покрываться то жарким, то холодным потом. Кроме того, он возводил из картона замки и кирхи, а еще и лепил из пластилина рыцарей. И требовал звать его Ингмаром. Хотя это и не немецкое, а скандинавское имя. Когда я узнал об этом, то спросил, в чем же дело. И он с усмешкой ответил, что прибыл из страны фьордов на службу ордену меченосцев. Вот кто был зодчий, а вы мне приклеили фамилию зодчего, кстати, твоего земляка. Брат Ингмар обожал все мелодии из «Крестоносцев», «Последней реликвии», «Александра Невского», но дальше этого не пошел, и «Also sprach Zarathustra» оставил его равнодушным, как и Ницше. Да и все свои таланты брат Ингмар превратил только в преподавание черчения в школе.

Стезя переводчика кажется мне верней.

Но сейчас я ступил на музыкальные тропы. Зачем? Кто знает. Немецкая музыка помогает мне в моей профессии. А вот зачем я вам все это рассказываю, неизвестно. Особенно Сунь Укуну. Его раздражает само понятие «Запад». Приемлемый для него Запад — это те страны, которые так называли в Китае времен Сюань-цзана. То есть Ташкент, Алма-Ата, Ашхабад, Самарканд, дальше твои края. Самый благодарный мой адресат — Любочка. Но ей я всего не пишу. Ша Сэну нравится воинственность Заратустры, но не музыка. «Опера, да еще на немецком, — сумасшедший дом», — написал он мне откровенно. Тебя я развлекаю изо всех сил по двум причинам. Первая — ты на передовой. Вторая — в твоих краях хаживал истинный Заратустра. И третья еще есть, понял я. Но сформулировать ее я пока не могу. Но предчувствую. Не смейся, музыка даже такого охламона, носатого, и длинного, и рукастого, как я, Ф. Конь, делает утонченным и весьма восприимчивым ко всякого рода флюидам норн и Эрды. Про норн я говорил, а Эрда — богиня судьбы, земли, мудрости.

В общем, я в цепях Вагнера. Но и в тенетах новой валькирии. Я говорю о Памеле. Кстати, этим и отличается творчество Вагнера. Речь пока только о просмотренном-прослушанном. Оно, творчество, современно. Удивительная вещь. Эти все валькирии, норны — или Норны? — нет, все-таки норны, как и мойры, у них же есть имена. И Вотан, Фрикка, другие — образы древнегерманских и древнескандинавских мифов, да? А смотришь и слушаешь Вотана, и мерещится, что он такой дядя профессор философии из МГУ. Памела вчера сокрушила его, а он мне все равно по душе.

Но сегодня я познакомился с другим героем, даже с двумя.

Ладно, по порядку. Как обычно, трамвай, вокзал, поезд. Hallo, фрау Памела. Она сегодня была в платье. В таком, с открытыми плечами, на бретельках, темно-фиолетового цвета, но в простом, без затей, до коленок… Там вообще-то все одеты чинно, есть даже во фраках товарищи, но уж все поголовно в черных брюках и белых рубашках, а дамы в вечерних нарядах, и на Памелу в брючках два вечера косились, но, видно, прощали, замечая на плече фотографическую сумку. Сегодня она снова была с фотоаппаратом, и это как-то совсем не вязалось с ее платьем. Журналисты и фотографы ходят в брюках. Как Ахмадулина в больнице у Паши Колокольникова. У нашего Ша Сэна глаза разные, но всегда одни и те же: левый синий, правый — зеленый, или наоборот? Не суть. У Памелы глаза в первые два вечера были серые с зеленцой, а в этот вечер никакие не серые и не с зеленцой, а карие. И белизна ее мрамора оттеняла их. Или они оттеняли — всю ее, плечи, руки. Я слегка ослеп. Хотел снова встать на защиту профессора философии товарища Вотана, но она вдруг заговорила о наших композиторах, хотя в первые мгновения я не понял, о каких это о «наших»? Наши — это ведь Рихарды Штраус и Вагнер, Бах. Она вела речь о Чайковском, Скрябине. Что они критиковали Вагнера, то есть именно Чайковский, а сам перенимал его опыт. Порицал за обилие лейтмотивов: меч — лейтмотив, щит — лейтмотив, конь — лейтмотив, копье — лейтмотив. В тетралогии до девяноста лейтмотивов. Целая фабрика лейтмотивов, макаронная. Она спросила, как это у нас говорят про макаронные изделия? Я тут же сообразил: не вешайте лапшу на уши. Она хлопнула в ладоши и рассмеялась. Так что, не понял я, Петр Ильич так и высказался? Даже обидно стало за державу-то. О нет, нет. Он только посетовал на обилие лейтмотивов, сказала она. Чайковский приехал на первую тетралогию в Байройт в 1876 году (если не перевираю я сейчас) корреспондентом одной газеты. И в первой же корреспонденции много писал о жаре, недостатке продуктов для прибывшей массы людей, о пиве и жарком с хлебом и почти ничего о Вагнере и музыке. Чайковский считал Вагнера плохим оперным композитором, но гениальным симфонистом и сожалел, что сам маэстро этого не знал и все силы отдавал опере. В некоторых опусах Чайковского можно отыскать следы влияния…

Видя мою унылую мину, она тут же предложила закурить, а потом, гася зажигалку и затягиваясь, спросила, как я отношусь к соотечественнику.

Я честно был вынужден пожать плечами.

Да, забыл сказать, на этот третий вечер и я приоделся, купил твидовый пиджак темно-голубого цвета. И мне уже было жарковато. Стряхивая пепел, Памела осторожно принялась расспрашивать о других композиторах, о Глинке, Мусоргском и так далее. И ее выразительные черные брови понемногу ползли вверх и ползли. Götter, meine Götter! Как восклицал мастер. Боги мои, боги! А это и не мои боги. И это фрау весьма озадачило. А что, если бы я рассказал ей о музыкальных богах нашей переводческой шайки? Высоцкий, Визбор, Роберт Плант и вообще цыганские бароны?! Но, правда, и сам я показался ей, по-моему, тоже варваром, только таким странноватым, с флюсом. Как говорил Прутков, узкий профессионал подобен флюсу. Да и какой я профессионал? Так, любитель. Я не волшебник, а учусь только. Но, смею думать, чем-то я ей все-таки симпатичен. Иначе зачем она надела платьице? Оголила плечи-шею-грудь (до известных пределов, но нет предела нашему воображению!)? Меня не проведешь. Здесь я тоже любитель, но со стажем.

И вот мы покурили, еще немного пошатались в толпе, потом отошли в парк и там походили, а как услышали призывные трубы с балкона, то и пошли к театру. И только взошли